— Так идет.
После смены Кузьма привел недоумевающего Рудакова в гостиницу в номер Меньшикова.
Филипп Степанович лежал на незастеленной кровати. Завидев ребят, он тяжело приподнялся и поздоровался.
— А! Заходите, заходите, здравствуйте, присаживайтесь к столу. Ну, что у вас нового, почему днем не звонил? Я уже начал беспокоиться.
Кузьма встал и вытянулся.
— Разрешите доложить, товарищ полковник?
— Докладывайте.
— Позвонить не мог. Существенных новостей нет, кроме того, что на меня сегодня было совершено… новое покушение.
— Так… Дальше? — Полковник нахмурился. — Продолжайте, только подробнее.
Кузьма, не пропуская ни одной мелочи, подробно рассказал все, что произошло с ним и старшиной в море. Рассказал результаты исследования мотора, свои домыслы и соображения.
Рудаков слушал молча, и с лица его не сходило недоуменное выражение. Когда Кузьма кончил рассказывать, Меньшиков спросил у него:
— Ваши выводы?
— Если моя гипотеза насчет Музыкантова подтвердится, — подумав, ответил Кузьма, — то совершенно ясно: все связанное со станцией — дело рук Музыкантова. А коли так, то и история с валютой имеет к Музыкантову прямое отношение. Остаются неясными только два пункта. Первый — кто же из всех известных нам лиц готовился к переходу через границу. Больше всего подходит под эту роль некто Прохоров, но о нем мы как раз меньше всего знаем. Второй пункт не менее интересен. Музыкантов верит в бога. Явление само по себе странное. Молодой парень — и бог. Тем более сейчас этот факт приводит к определенным мыслям, что все это имеет какое-то отношение к религии. У меня все.
— Хорошо… Вы рассказали Рудакову о себе?
— Нет, не успел.
— А зря. Ну ладно. Я думаю, и сам сумею объяснить. Видите ли, в чем дело, молодой человек. Мы здесь с лейтенантом Лялиным, — Рудаков изумленно Посмотрел на Кузьму, — посоветовались и решили, что в сложившейся ситуации нам потребуется ваша помощь. Как вы, согласны?
— А кому вам? — недоверчиво спросил Рудаков.
— Ну, нам… работникам уголовного розыска.
Меньшиков улыбнулся и протянул маленькую красную книжечку Рудакову. Тот изучал ее долго и изумленно, потом вернул и встал со стула.
— Извините, товарищ полковник… Вам, наверное, — Рудаков посмотрел в сторону Кузьмы и запнулся, — вам, наверное, товарищ Лялин уже обо всем докладывал.
— Чего-то ты так официально? — рассмеялся Кузьма.
Рудаков пожал плечами.
— Вы так и не ответили. Так как же? Согласны?
— Конечно, согласен, — серьезно ответил Рудаков, — готов выполнить любое задание. Только приказывайте.
— Приказывать я вам ничего не буду, и заданий тоже никаких не будет. Вы должны так же работать, заниматься геми же делами, что и раньше. Только будьте серьезнее и осторожнее. И впредь никаким лжесотрудникам угрозыска не верьте. О том, кто такой Кузьма, в городе знают четыре человека. Вы — пятый. Думаю, вам не нужно говорить о том, что никто больше не должен знать об этом?
— Конечно! Кузьма знает, что я не трепач…
— Каждое приказание Лялина должно выполняться беспрекословно.
— Разумеется! — с готовностью согласился Игорь и с восхищением посмотрел на друга, так скоро и недосягаемо выросшего в его глазах.
— Внимательнее смотрите за Музыкантовым. Лейтенант, постарайтесь выяснить, с кем, кроме известних нам лиц, он связан. У меня все. Отбой. Можете идти.
Кузьма вытянулся, и Рудакову послышался стук каблуков, хотя на ногах у Кузьмы были легкие сандалии.
— Куда пойдем? — почтительно спросил Рудаков, как только они вышли на улицу.
— На станцию, только сперва перекусим где-нибудь. Потом нужно будет найти этих пижонов и вернуть им валюту. Мол, дружить давайте. Ты знал раньше, что Музыкантов верит в бога?
— Никогда. Он что, тебе сам сказал?
— Нет. Я случайно подсмотрел.
— Никогда бы не подумал, — пожал плечами Рудаков. — Мы с ребятами обращали внимание на то, что он не пьет, не курит, не ругается. Но, сам знаешь, люди разные бывают… Как начинали с ним на эту тему разговаривать — он обижался, уходил. Прижимистый немного. Ты же знаешь, что у нас здесь великое морское братство, все поровну, а он никогда ничем не делится, да и чужого не возьмет. Обедать всегда поднимается на вышку. Сидит там один. Если кто придет, он сворачивает свои бутерброды и ждет, пока не уйдут. Мы уж к этому привыкли, не обращаем внимания. А вот насчет бога это для меня новость…
— Как ты думаешь, не мог он наши вещи в ту ночь украсть?