Она продолжала напирать, мол, ему еще повезло, что меня это заинтересовало. Одинокая женщина, аккуратная домохозяйка – красота. Через час таких переговоров с мадам Симон бедняга хозяин уже упрашивал меня снять эту квартиру за очень умеренную плату. Семьдесят франков в месяц, четырнадцать долларов. Полагаю, очень даже pas cher. И все же я сомневалась. Здесь я буду одна. Что, если Тим Макшейн…
Послеполуденное солнце пробивалось в комнату сквозь оконный переплет, оставляя на стене светлые квадраты. Мое ателье. И Тим Макшейн очень далеко отсюда.
Я смотрела на Стефана, мадам Симон и хозяина – все были так довольны, что предложили мне такое место. Я набрала побольше воздуха в легкие и сказала «да», то есть:
– Oui, oui, monsieur. Merci. Merci.
Воскресенье мы с мадам Симон и Жоржеттой провели за уборкой в новой квартире. Мадам помогла мне купить кровать, диван и стол – все по дешевке на блошином рынке на окраине города. Я расставила всю мебель вокруг небольшого камина. По словам Жоржетты, на такую большую и продуваемую комнату мне понадобится много угля, а уголь стоит денег. Зато скоро в Париж снова хлынут туристы, и мадам Симон будет предлагать им меня в качестве гида, сказала она. С этими заработками и моей шпионской деятельностью у кутюрье я смогу оплачивать счета и начать что-то откладывать. Мадам настаивала, чтобы я открыла счет в банке. Я выбрала маленький банк – на Рю де Риволи, разумеется. Когда я в очень осторожных формулировках расспрашивала тамошнего менеджера, он уверил, что никто не сможет отследить меня по этому счету. Его потрясла сама мысль о том, что банк мог бы разгласить приватную информацию. В тот миг Тим Макшейн показался мне просто крошечным на фоне монументального Парижа.
Новая жизнь.
Я скучала по Розе и Мейм Маккейб, скучала по своей семье, особенно по Майку и Эду. Хотя радовалась, что нахожусь вдали от обличительного перста Генриетты, указывающего на мои промахи и недостатки. И все же теперь, когда я снимала квартиру и завела счет в банке, мой отрыв от дома представлялся перманентным. Я не просто приехала сюда по работе и временно жила в гостинице. У меня было свое жилье. Абсолютное начало.
Но каждый раз, проходя мимо церкви, я испытывала странное чувство. Видимо, это было чувство вины. А в Париже, куда ни глянь, обязательно увидишь церковный шпиль или даже парочку. В моем районе, ле Марэ, рядом с синагогами тесно соседствовали христианские церкви: Святого Павла, Святого Антония, Нотр-Дам-де-Блан-Манто – церковь Богоматери Белого Облачения, названная в честь монахинь, чей монастырь здесь располагался когда-то. А еще Святого Мартина и Святого Николая, также прежде бывшие частью аббатств, и потом Сен-Дени-дю-Сен-Сакрамент – церковь Святого Дионисия и Святого Причастия, – названная так, чтобы можно было как-то отличать ее от других парижских церквей Святого Дионисия. Всех этих святых я знала всю жизнь. И они с укором смотрели на меня.
Стоило мне увидеть готический фасад, пройти мимо массивной резной деревянной двери или услышать церковные колокола, как болезненное раскаяние ловило меня в свои сети. Я вела себя дурно, и для этого не было других определений. Напропалую занималась прелюбодеянием, одновременно строя из себя добродетельную даму и каждое воскресенье отправляясь на причастие. Лицемерка. «Веди себя правильно, Нони», – таковы были предсмертные слова мамы. А я этого не делала. И даже Париж не мог исцелить меня от угрызений совести и раскаяния. Ну ладно. В церкви я ходить не буду. Буду держаться Жанны д’Арк. Она поймет.
Глава 6
Весна, 1912
Было приятно наблюдать, как бригады работников высаживают цветы в Тюильри, как распускают свои листья каштаны. В первую зиму я не часто ужинала в «Л’Импассе». Аккуратно обращалась с деньгами. Но церкви и святых по-прежнему избегала. Здорово, что каждая вторая улица или бульвар здесь носили имя какого-нибудь очередного святого. Правда, теперь я была довольно занята.
Вернулись американские клиентки мадам Симон, весной Париж буквально притягивал их. За мои услуги они платили пять франков, из которых я получала четыре. Однако частенько они добавляли к этому щедрые чаевые, обычно в долларах, и мой банк обменивал их для меня. Я покупала на улице блинчики crepes и питалась в «Л’Импассе». Было совсем несложно показывать дамам Париж, который они хотели увидеть: Лувр, площадь Согласия, Триумфальную арку и, разумеется, Эйфелеву башню. Именно об этих местах их будут расспрашивать дома.
Потом был чай в отеле «Ритц» или бокал шампанского в ресторане «Фуке» – все это включал тур.
Кроме того, я продолжала копировать для мадам ее «вдохновения». Но впервые сидя в задних рядах на показе мод Чарльза Уорта, я нервничала. Вскоре заметила людей, которые открыто делали наброски вечерних платьев. Это были представители прессы. И я тоже достала свой блокнот.