В 1910 году молодые «ниспровергатели» старых традиций, увлеченные искусством французского живописца Поля Сезанна, объединились на выставке «Бубновый валет», создав общество того же названия. Потом в 1912 году от них отделилась группа новаторов, устроив выставку «Ослиный хвост», дальше возник «Союз молодежи», выставки «0,10», «Трамвай В» и многие другие. Исаак Бродский выставлялся с 1910 года в «Союзе русских художников», входил в «Товарищество южнорусских художников», «Общество имени Куинджи», иногда его работы можно было видеть на выставках «Мира искусства», с 1914 по 1922 год он участвовал в выставках «передвижников» и резко протестовал против новаций творческой молодежи. Казалось бы, что могло быть общего у него, приверженца классических традиций, и Владимира Маяковского с его желтой блузой и рисунком на щеке? Но они дружили, и Исаак Израилевич ценил талант Владимира Владимировича: «В те годы Маяковский вместе со своими друзьями эпатировал буржуазию странными выходками, конфликтами на вечерах и вообще своим поведением, начиная от манеры одеваться. Он носил штаны, каждая половина которых была разного цвета. Все это вызывало во мне возражение, но я многое прощал Маяковскому за его исключительную талантливость и большой ум. При всей разности наших натур и нашего творчества, мы с ним были в дружбе, часто встречались на “средах” у Репина и у меня на “четвергах”».
Для «Союза русских художников», где были представлены преимущественно москвичи, появление в их экспозициях работ петербуржца Бродского было отрадным явлением. «Его работы, всегда занимавшие целую стену, не терялись среди живописцев московской школы. Нас всех подкупало виртуозное мастерство и трудоспособность Бродского», - вспоминал много позднее художник Константин Юон. Именно в традициях живописи «союзников» написаны псковские этюды, выполненные осенью и зимой 1913 года.
Псков. У гостиного двора. 1913
Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург
Псков. Галерея. 1913
Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург
Ледоход в Пскове. 1913
Владимиро-Суздальский государственный музей-заповедник
Портрет дамы. 1913
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Камни. Этюд
Частное собрание, Москва
«После заграничных путешествий и долгой разлуки с Россией хотелось писать все русское - природу, деревни, древние города... Я очень люблю Псков и всегда как художник нахожу в нем что-то новое. В Пскове я работал с не меньшим увлечением, чем в старых городах Европы», - отметил художник в своих черновых записях.
Бродский часто навещал Репина в Пенатах, где по средам собиралось самое разнообразное общество. В эти годы молодому художнику позируют Короленко, Чуковский, Репин, Шаляпин и другие. У него были излюбленные композиционные приемы: обычно это полуфигурные портреты, голова - в трехчетвертном повороте, лицо максимально приближено к зрителю.
А потом началась Первая мировая война. Не оставаясь в стороне от общего эмоционального подъема, художники участвуют в организации ряда иллюстрированных литературных изданий, предназначавшихся для помощи жертвам войны. Сборник Клич, вышедшийв 1915 году в Москве, представлял читателю небольшое число рисунков Бродского, Елизаветы Кругликовой, Алексей Лысенко, Леонида Пастернака, Эмилия Шанкс, демонстрировавших жанрово-бытовые сценки военного времени.
В 1916 году Бродский делился с родными: «Я по-прежнему много работаю, имею успех на выставках, но настроение нехорошее, тревожное, как у всех. Произойдет что-то большое и значительное, что изменит жизнь. Об этом у нас все говорят». И добавляет: «Жизнь отравлена этой войной, уже иначе смотришь на все, не хочется работать, а без работы совсем грустно».
Опавшие листья. 1915 и 1929
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Каким он был
По воспоминаниям современников Бродский был красив (доброжелатели сравнивали его с Рафаэлем), имел довольно длинные вьющиеся темные волосы, всегда был элегантен. Трудно поверить, но именно особая аккуратность не позволила ему в ранней юности продолжить в одесском училище занятия скульптурой: там самим приходилось заниматься формовкой, подросток весь перепачкался и испугался, что всю жизнь будет ходить похожим на маляра. Эта же детскость наблюдалась в его эмоциях, когда он начал учиться в Академии: «Илья Ефимович попрежнему добр ко мне; уделяет много внимания, возле моего этюда задерживается больше, чем у других. Мне иногда кажется, что он придирается, и я готов плакать от обиды, но потом вижу, что все его замечания правильны», - из письма родным в 1904 году (юноше уже 20 лет).