«Для меня их цель ясна, — с горячностью писал К. К. Первухин А. М. Васнецову 26 марта 1900 года, — они рассчитывают выбросить Нестерова, Светославского, Досекина — непрочь, но уже менее, и Левитана и таким образом ослабить и без этого слабый протест против их произвола. Это называется на их языке очистить Товарищество от элементов гниения — попросту очистить выставку ото всего, где есть какой-нибудь отпечаток таланта, искры божией и физиономии».
Для Левитана с Нестеровым наступили тяжелые дни, хотя Нестеров впоследствии, за давностью лет, описывал все происшедшее не без юмора:
«Переговоры наши, и того больше — выпитое шампанское, — рассказывает он об одном из „конспиративных“ обедов, — сделали то, что мы были готовы принести „клятву в верности“ Дягилеву, и он, довольный нами, отправился проводить нас на Морскую, напутствовал у подъезда в Общество поощрения художеств, и мы расстались как нельзя лучше. Войдя в зал заседания (общего собрания передвижников. — А. Т.), тотчас почувствовали, как накалена была атмосфера. Нас встретили холодно и немедля приступили к допросу. На грозные обвинительные речи Маковского, Мясоедова и других мы едва успевали давать весьма скромные „показания“, позабыв все, чему учил нас Сергей Павлович».
Однако сохранившиеся документы тех дней рисуют куда более сложную и драматическую картину.
«Со дня на день жду известия от Левитана, — писал Нестеров 23 марта 1900 года, — нам всем — „перебежчикам“… сделан запрос от Товарищества: как мы намерены поступить и как мы относимся вообще к делам Товарищества? Словом, вопрос ребром, а так как я и Левитан еще в Москве решили действовать сообща, то, быть может, сообща придется и выйти из Товарищества. Он телеграфировал: „жди письма“. Вообще же это дело называется „влопались“ паки и паки!»
«Собрание Товарищества передвижных выставок у нас прошло спокойно, — эпически сообщает К. А. Савицкому недалекий А. А. Киселев 4 апреля. — Новых членов не выбрали никого, а к товарищескому обеду оказалось, что потеряли даже одного старого: Серов подал заявление о выходе из Товарищества».
На Шипке все спокойно…
«На обеде же выяснилось, что вслед за Серовым собираются уходить еще Левитан, Нестеров, А. Васнецов, Светославский и Досекин».
Далее, рассказав про новые условия «Мира искусства», Киселев пишет: «Однако Васнецов и Левитан уверяют, что они на это не согласились и все-таки вполне ясного ответа не дают. Все это вызвало у нас некоторое (!!) беспокойство, тревогу, даже неприятные стычки с Досекиным, и чем все это кончится, неизвестно».
Н. В. Досекин вышел из ТПХВ. Левитан же с Нестеровым, как тот сообщал приятелю 7 апреля, «оказались достаточно стары, чтобы быть „благоразумными“» и … решили написать Товариществу, что они остаются в нем на старых условиях.
Уже после смерти Левитана, обосновывая свое право на организацию выставки его работ, Дягилев писал И. С. Остроухову: «… и для Вас, и для меня, и для многих близких Левитану людей очевидно, что все последнее время наиболее близок он был именно к нам и что если нынче он еще не вышел из „передвижников“, то это простой случай, откладывавший его выход на год. Счеты с обществом у него были кончены».
Остроухов ответил, что держится «несколько иного взгляда». «Менее полугода назад, — писал он 29 июля 1900 года, — Вы приглашали Исаака Ильича стать членом организуемого Вами кружка. Он не перешел к Вам. Он сознательно остался у передвижников. Мы много и долго говорили с ним об этом. Он очень мучительно колебался — и решил, как решил.
…Скажу больше. Да если бы он и перешел тогда, то имейте в виду, что вся его деятельность как художника протекла у передвижников. Ученик передвижника Саврасова, он до кончины оставался членом Тва. Право на устройство посмертной выставки Исаака Ильича безусловно потому — за передвижниками».
Можно себе представить, о чем «много и долго» говорил Остроухов с Левитаном, потому что, едва прослышав о дягилевских маневрах, он писал:
«…Как передвижникам, так и молодежи следовало бы крайне внимательно и разумно осмотреться. Нельзя так не дорожить прошлым и хорошим старым делом. Нельзя старикам не делать уступок; а другим нельзя безучастно капризничать, ничего не добиваясь, не внося обоснованных проектов реформы, не проявляя ни в чем деятельности в „хозяйственной“, так сказать, жизни Товарищества и быть терпимыми только к самим себе. Старики передвижники виноваты в первую голову; поголовный же эгоизм молодежи разрушит их новое Товарищество, не дав им устойчивости на товарищеской основе. На дягилевском цементе компания не продержится.