Почему Стейси вышла за тебя замуж?
Она выросла в приемных семьях…
Да, я знаю! Она мне рассказывала.
Она боялась остаться одна, хотя ее страх проявлялся в виде воинственности и враждебности. Ей приходилось всю жизнь бороться зубами и когтями, а со мной она намеревалась бороться ожесточеннее, чем с кем либо. Я обещал поддерживать ее и ребенка, но какие у нее были основания мне верить? Тогда я дал ей свое имя и финансовую поддержку, которая ей была нужна для того, чтобы закончить колледж. Я также по закону усыновил Дэни. Но при этом сразу пообещал дать ей развод, когда она захочет, а брачный контракт, который мы заключили, гарантировал ей и Дэни безбедную жизнь.
Это была огромная жертва с твоей стороны. А если бы ты сам в кого-нибудь влюбился?
Я был привязан к своей работе. Это было главным для меня. Когда же появилась Дэни, она стала единственным, что имело для меня значение. — Он наклонился к Мики, в его голосе зазвучала нежность. — Она для меня все — мое прошлое и мое будущее. Наверное, это способен понять только тот, у кого есть ребенок, — любовь, которая настолько сильна, что ты готов отдать все на свете, чтобы только дитя твое было счастливо и невредимо!
Мики потерла лицо руками, прижала кончики пальцев к векам. Она встала и прошлась по комнате, потом достала кассету и вставила ее в видеомагнитофон. Взяв пульт управления, села рядом с Джеком и нажала «Р1ау». Прежде, чем появилась ясная картинка, экран словно заволокла снежная дымка. Она увидела себя в новом голубом халате, лежащую на больничной койке, и медсестру, вручающую ей сверток в розовом одеяльце.
Она чувствовала, как притих Джек. Рассказывая о своей жизни, она вовсе не хотела что-либо драматизировать.
Я понимаю такую любовь, Джек. Это Барри. Моя дочь. И я бы отдала все на свете ради того, чтобы она была счастлива и невредима!
Джек перевел взгляд с экрана на Мики, но она снова уставилась на экран, улыбнувшись, когда младенец издал истошный вопль.
Где она, Мики?
Она моргнула, потом мучительно медленно повернулась к нему.
Она умерла, — спокойно произнесла она.
Господи, — чуть слышно прошептал Джек. — Господи, Мики, мне очень жаль.
Мне тоже, — произнесла она с ясным взглядом и мимолетной улыбкой. — Она была для меня всем. Джек? Ты посмотришь пленку вместе со мной? Я хочу, чтобы ты ее знал.
Она не пролила ни единой слезинки, не позволила ему прикоснуться к себе. Она комментировала видеопленку, местами смеялась, хвасталась достижениями Барри, когда та научилась переворачиваться, ползать, вставать. Вода из ванночки забрызгивала объектив. Крошечный розовый язычок выталкивал кашу обратно, но пищу подхватывали ложкой и совали обратно в ротик. Документальный рассказ о жизни нормального младенца, внезапно оборвавшейся в возрасте восьми месяцев. ВССР, объяснила она ему. Внезапный синдром смерти ребенка. Сегодня ребенок здоров, на следующий день умирает! Она обнаружила, как может быть хрупка одна-единственная секунда.
Мики остановила пленку.
Малышка была похожа на тебя, — заметил Джек, протянув руку, чтобы погладить ее по щеке, но она отодвинулась и встала.
Ты считаешь? Мне трудно судить!
И ему вдруг все стало ясно. Она боится снова полюбить, боится потери, боится боли… Вместе с ребенком она похоронила свое сердце. Вероятно, с ним происходило бы то же самое.
Джек продолжал наблюдать, как Мики бродит по комнате. В конце концов она вернулась к нему, сжимая в кулаках концы пояса халата.
Мики, — тихо сказал он, протянув к ней руку.
Она посмотрела на него и несмело коснулась его руки.
Что?
Давай отдадимся любви.
С удовольствием, — сказала она, закрыв глаза, а потом подняла на него взгляд, полный желания. — Только без лишних осложнений!
— Каких осложнений?
Она села рядом с ним.
Я не готова к обязательствам. Пока. А возможно, и никогда не буду готова!
Он решил, что лучше дать ей время все обдумать, чем пытаться убедить.
Ему хотелось интимности. И не только в постели. Такой интимности, какая возникает, когда мужчина и женщина находят в толпе людей маленькую щелочку и телеграфируют друг другу свои мысли. Такой интимности, какая возникает, когда двое обмениваются за завтраком пикантными газетными новостями. Он хотел застегивать молнию на ее платье, надевать на нее ожерелье, целовать душистую кожу.
Ему хотелось стоять перед раковиной у себя в ванной и сбривать утреннюю щетину в то время, как она будет что-то делать за его спиной, так что он сможет наблюдать за ней в зеркало. И еще ему хотелось обсуждать с нею их планы на день. И быть первым, к кому она обращалась бы, как в горе, так и в радости. От нее он хотел того же самого.