В один прекрасный день, когда Фрэнк Бриджмен обзавелся мопедом, он позвонил в Каса, чтобы пригласить Эйрин на прогулку. Синьора Эмилия была явно недовольна такой идеей и вполне откровенно высказалась насчет неподобающего для юных леди времяпрепровождения, но Никола перевела это Эйрин гораздо мягче:
— Мама думает, что это не самая светлая мысль. Она не запрещает тебе поехать с ним, но, может быть, ты не станешь огорчать ее?
Эйрин, на которую явно благотворно влиял размеренный ход жизни в Каса, согласилась, и вместо этого пригласила Фрэнка на ланч и предложила ему пойти поплавать в бассейне Джакетты. День вполне удался, а в пять часов Фрэнк чинно удалился.
Эйрин частенько ходила в гости к Фьорре. Сначала Клер ничего не замечала, но потом вдруг ей стало очевидно, что Джакетта, поощряя знакомство Эйрин, старательно отодвигает на задний план ее саму. Все началось с утренних телефонных звонков, когда Джакетта приглашала Эйрин поплавать под предлогом того, что она терпеть не может купаться в бассейне одна. Эйрин каждый раз с энтузиазмом принимала приглашение, и Клер оставалась в одиночестве дома. Потом начались прогулки в Римини на машине — поездки в магазин, на показы мод, в кафе, и каждый раз получалось так, что для компаньонки то не было места в маленькой спортивной машине, то билета на дефиле, словом, Клер давали понять, что она была нежелательной персоной в их компании. Эйрин восхищалась Джакеттой и не обращала внимания на волнения Клер. Она уже начала болтать по-итальянски, и как-то обмолвилась, что помогает Фрэнку с языком.
— Как — ты виделась с ним после того ланча? — сразу спросила Клер.
— Ну, когда Джакетта разрешает, я приглашаю его с нами. Бассейн, мороженое — вот и все.
— И часто это бывает?
— Не очень, — пожала плечами Эйрин. — Ну пару-тройку раз… Он нравится Джакетте, и она считает его подходящим приятелем для меня. Что нам делать — тетя Эмилия против наших встреч, а Джакетта может помочь, замолвить за Фрэнка словечко и все такое.
— Согласна, но все-таки мне кажется, что тебе надо упомянуть дома, что Джакетта приглашает не только тебя, — посоветовала Клер.
Эйрин согласилась, но Клер так и не узнала, насколько часто ее подопечная встречается с юным англичанином. Джакетта все чаще забирала с собой Эйрин, и Клер почувствовала, что девочка отдаляется от нее, да и сама необходимость в компаньонке понемногу исчезает. Это очень мучило мисс Йорк, ведь она продолжала получать жалованье и жила в семье на правах приставленной к Эйрин дуэньи. Иногда Клер казалось, что Джакетта делает это намеренно, чтобы со временем окончательно выжить ее из семьи Роскуро. Но Никола всегда была благодарна подруге, что та развлекает юную кузину, и даже Тарквин пару раз похвалил Эйрин за прогресс в итальянском языке — это не на шутку волновало Клер.
Сама Клер, конечно, не сидела без дела. Она несколько раз ходила с дядей Лючио в арсенал, дядя Паоло рассказывал ей о своей работе — генеалогическом древе Роскуро. История семьи и маленькой страны интересовали ее все больше и больше.
— Вы думаете о том, что будет с летописью, когда я умру? — как-то спросил ее Паоло. — Не смущайтесь — это естественный вопрос к пожилому человеку, так увлеченному своим хобби. Ну, надеюсь, что я успею занести в книгу детей Никола и первенца Тарквина. Когда я уйду, то оставлю свое дело Тарквину. Он очень предан семье и не откажется продолжить записи. Самое лучшее в семье — по крайней мере мы, итальянцы, убеждены в этом — это то, что рядом всегда есть человек, на которого можно положиться. Вы согласны со мной, синьорина?
— Думаю, это зависит от самой семьи, — уклончиво ответила Клер, вспоминая Бруно Кавура и его родных. — Бывает, что семьи слишком близки и ревниво относятся к каждому чужаку…
Паоло не согласился с мнением Клер, но та не стала продолжать спор, чтобы не обижать старика. Пожалуй, он был прав: в семье Роскуро, как бы они пи были близки, любили и заботились друг о друге, чужих принимали с такой же любовью. Имя Бернини уже присутствовало на генеалогическом древе, а возле имени Тарквина было оставлено место, чтобы занести туда фамилию его будущей жены.
Клер снова задумалась о Тарквине. Был ли Оскар прав насчет Джакетты? Будет ли занесена в летопись Роскуро фамилия Фьорре?
Как ни странно, именно об этом заговорила Эйрин в тот же вечер.
— Как думаешь, — спросила она Клер, — Тарквин и Джакетта обручены? Похоже, у него нет другой женщины. Но она не носит кольца — вот в чем дело.
— А она сама не говорила о помолвке? — осторожно поинтересовалась Клер.
— Она намекает на нее, но, мне кажется, что тут нет ничего определенного. Было бы забавно, если бы они поженились, правда?
Клер оставалось только согласиться, хотя ей самой такая перспектива вовсе не казалась забавной.
На другой день Эйрин снова отправилась куда-то с Джакеттой, Никола и синьора Роскуро отдыхали, а Клер устроилась на террасе с учебником итальянского языка. За этим занятием ее и застал Тарквин.
— Такая серьезность похвальна, — отметил он. — А где Эйрин?
— Синьорина Фьорре повезла ее в кино в Римини.
— А вы не захотели поехать?
— Я… я уже видела этот фильм, — солгала Клер.
— Что ж, я думал свозить вас обеих на экскурсию по нашей фабрике. Если вы не против, мы могли бы поехать вдвоем, а Эйрин я покажу все в другой раз.
В машине он объяснил, что фабрика — целое огромное производство, которое начинается с добычи местной уникальной глины, и он хочет показать ей и гончарные мастерские, и студии художников, и даже склады с магазинами. У Роскуро работали сотни людей, а некоторые семьи из поколения в поколения создавали керамику и жили бок о бок со своими хозяевами уже несколько веков.
Они начали осмотр с оборудованных по последнему слову техники офисов, потом прошли в галерею, где были выставлены вазы, кашпо, панно, тарелки и масса всякой другой керамики, уже готовой к продаже. Тут были самые разнообразные формы — от старинных до суперсовременных, которые еще не успели войти в моду, но большинство силуэтов и росписей относилось к классической линии. Немало сюжетов, украшавших вазы и тарелки, касалось истории Сан-Марино: на них были изображены рыцари, замки, турниры. Именно они и понравились Клер больше всего.
— Правда? — обрадовался Тарквин. — Они хорошо продаются. Люди с удовольствием покупают их в память о посещении нашей страны.
— Да… А мне кажется, что если ты побывал тут, то не нужно и напоминаний — Сан-Марино невозможно забыть.
— И вам не хотелось бы сохранить на память такой сувенир?
— Кофейник или тарелку? Не знаю. Я буду вспоминать Сан-Марино таким, как я его видела — залитые солнцем горы, или окрашенные алым закатом крыши замков, или облака, гонимые по небу быстрым ветром…
— Вам нравится это место?
— Я завидую вам, — просто ответила Клер, рассматривая вазы. Ее внимание привлекла полка, на которой стояли всего три новеньких вазы. — Ей, мне нравится, эта! И эта! — воскликнула она, не в силах сдержать восхищения.
— У вас хороший вкус, — рассмеялся Тарквин. — Кроме серийных, мы делаем уникальные вещи в единственном экземпляре. Вы ни за что не найдете вторую такую.
Она любовно пробежала пальцами по нежной кремовой поверхности вазы, на которой было изображено полуголое осеннее дерево.
— А это нравится? — поинтересовался Тарквин, беря в руки кофейник, украшенный сатирической картинкой, напоминавшей о кубизме, — это была процессия гротескных котов, возглавляемая велосипедистом в рясе.
— Конечно, нет! — пожала плечами Клер.
— Говорят, это последнее веяние моды, — усмехнулся он. — А вы, оказывается, реакционер.
— А что в этом плохого?
— Ничего. Я и сам в душе не слишком современен, но когда занимаешься бизнесом, приходится помнить, что все люди разные.
Клер почувствовала: Тарквину приятно, что их вкусы совпали.
Они осмотрели студии дизайнеров, где работали десятки девушек, расписывавших вазы, потом побывали в мастерских, где на гончарных кругах крутились полузаконченные вещи, добрались и до чанов, в которых месили глину мальчишки.