- Щет, дотянулся до кармана, сукин сын, гребаный ублюдок...
***
Очнулась она уже на диване в кабинете, куда видимо её перенесли девочки.
- Мама́? - взволнованный голос с боку.
2
- Ссскотина! - МакАдам шипит сквозь зубы, вспоминая мерзкого охотника. - Чтоб тебя минотавры драли в лабиринте, как последнюю портовую девку!
Лили, рыженькая девочка, что обрабатывала зельем рану от ножа, укоризненно смотрит на свою хозяйку.
- О, прости. - цинично отвечает на красноречивый взгляд Ара, давая понять, что чувства пташки её сейчас не сильно волнуют.
Нож успел войти глубоко, задев лёгкое. Ещё немного бы выше и возможно было бы полное попадание. Но ещё печальнее было то, что на лезвие был нанесён сильный яд, который не позволял лечить рану быстро и затормаживал действие зелий.
Аврора уже три дня не выходит из Дома, оберегаемая всеми, кого только можно было напрячь. В таком состояние она не боец. И она понимает, что харчок кровью в лицо мало кого на пугает.
- Ну как, живая, старушка? - Дэвид заходит в комнату с улыбкой до ушей, распахнутыми руками, как бы намекая на объятия, но наталкивается лишь на злой взгляд МакАдам. - Понял, понял, ты сегодня не в форме.
Он пытается выглядеть серьёзно, но ничего не выходит.
- Балбес. - устало ворчит женщина.
Дэвид Остин улыбается шире и падает в глубокое зелёное кресло с бархатной обшивкой. Аврора скривилась, она не любила, когда кто-то садился в её кресло, но этому идиоту прощалось всё. И когда ее спрашивали - почему, она отвечала - "потому что он идиот".
Остин был на три года старше и знал её уже тридцать пять лет. В свои пятьдесят два года он выглядел просто отлично. Высокий, широкоплечий, подтянутый, с копной рыжих волос и лёгкой щетиной, которую часто чесал аккуратными ногтями. Голубые глаза на удивление практически никогда не были холодные. Он всегда был на позитиве. Даже перерезая горло своим "друзьям" он улыбался и в уголках его глаз собирались морщины, единственные выдавая возраст. Он мог бить человека головой о стену до пробития черепа и параллельно рассказывать Авроре какую-нибудь весёлую добрую историю, от которой даже она начинала заливисто хохотать. Именно Дэвид не дал ей убиться в первые дни нахождения в Мёртвом квартале. Помог, обучил, направил. Но часто казалось, что старшая среди них двоих именно она. МакАдам была его полной противоположностью: низенькая брюнетка, спокойная и хладнокровная.
- Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя! Ну что же ты так печальна, Рора? - восклицает Дэвид патетично, удобнее устраиваясь в кресле.
- Я смотрю ты по зсссубам захотел? Ммм... - женщина с шипения переходит на мычание. - Лили. - предупреждение девушке.
- Не ругай девочку. - Дэвид подмигивает рыжей красотке, смущая её. - Между прочим это известный русский классик, великий поэт. Советую.
- Ты ради этого пришёл?
Дэвид вмиг становится серьёзным. Запускает пятёрню в волосы и ерошит их.
- Нет, русская литература это конечно хорошо. И полезно. Но советую так же почитать и нашу, родную. Например свежий выпуск мэджикхаг.
МакАдам никогда не читает эту жёлтую прессу, ей не интересны сплетни и пустой трёп. И изменять своим интересам она не планировала.
- Эти писульки читай сам. Если ничего более сообщить не желаешь, то...
Но Дэвид перебивает:
- Замолчи, женщина!
Аврора распахивает в удивлении глаза. Дэвид никогда практически не кричал на неё, а женщиной называл за всю жизнь лишь пару раз, когда она косячила на уровне - апокалипсис.
- Дэвид, что...
- Я сказал. Помолчи. Женщина. - он зло на неё смотрит. - Я выразился на русском что ли?
МакАдам молчит и растерянно смотрит на друга.
- Ты, дурочка старая...
- Я не старая! - восклицает Аврора, именно сейчас ей было важно это сказать.
Взгляд Остина становится мягче и он уже намного спокойнее продолжает:
- Но что дурочка не отрицаешь. Выйди. - это уже обращение к Лили. - Я сам закончу.
Птичка смотрит на Аврору и уходит лишь после кивка, что никак не комментирует Дэвид. Он текуче поднимается с кресла и перемещается к ней на кровать. Несколько мгновений осматривает опухшую рану из которой слегка сочится кровь. Качает укоризненно головой и мягко продолжает прерванный монолог, попутно макая марлевую тряпку в миску с зельем и легонько проводя по красной опухшей коже.
- Ты не понимаешь всей масштабности. - его голос тих, сосредоточен и нетороплив. - Пропали не только твои девочки. Их никто не знает. Они никому не нужны. Их, кроме тебя, никто не станет искать. Они не потомственные ведьмы. Они шлюхи. У них нет ни друзей вне заведения, ни нормальной семьи.