— Ты знаешь, дорогой, — начала Алла, — мы с Викой никогда тебе ни в чем не перечили, но хоть ты и генеральный директор, этому не бывать никогда.
Она обиженно поджала губы и отвернулась. Михайлов не ожидал такой реакции на свое предложение, тем более от всегда «взвешанной» Аллы. А она, сознавая, что ее ответа недостаточно, повернулась к Николаю снова.
— Мы с Викой очень любим тебя, Коленька, и уверены в тебе на 100 %. Ты не можешь лишить меня радости приготовить тебе чай, кофе, принести тебе это все в кабинет, когда ты выходишь уставший после операций. Провести рукой по твоим волосам, прижаться незаметно к твоему плечу, снять усталость. Разве ты будешь чувствовать себя раскованным, когда эта… эта… какая-то… — она так и не подобрала нужного слова, — будет заходить к тебе в кабинет, не зная твоих привычек и вкусов, подавать кофе… Но я знаю — у тебя доброе и отзывчивое сердце, Коленька, конечно, надо помочь этой девушке, она столько выстрадала. Сделай ее снабженцем, пусть она занимается вопросами закупа, а в приемную ее я не допущу, стану бороться, как тигрица.
Алла ласково укусила Николая в щеку, дети закричали в голос: «Бабушка тигрица, сейчас папу съест»! Витя сложил пальчики пистолетом: «Я охотник, бух-х»! Алла упала навзничь, откинув голову.
— Ну вот, сынок, застрелил любимую бабушку…
— А я доктором стану, как ты папа, я вылечу бабушку.
Юля погладила ручкой «ранку», поцеловала несколько раз и бабушка поднялась. «Да, Юленька, ты станешь доктором и как я станешь исцелять людей от болезней», — подумал Михайлов.
На следующий день, когда Зеленский вернулся из УФСБ, Михайлов пригласил его к себе.
— Как у тебя дела с Аленой? — спросил он.
— Все хорошо, Николай Петрович, — ответил Миша радостно, — вернусь из Америки и мы поженимся.
— Я слышал — мать Алены ударилась в веру, перестала обращать внимание на дочь после излечения.
— Да, Николай Петрович, — огорченно ответил Михаил, — она бросила работу и молится целыми днями. Какая-то непонятная реакция на излечение дочери — раньше делала для нее все, сейчас ничего, словно ее нет. Но, я не безрукий, — он широко улыбнулся, — создам для своей Аленушки все условия.
Михайлов обратил внимание, как добрело его лицо, когда он говорил о своей избраннице. Эта гора мускулов становилась очень чуткой, отзывчатой и нежной. Он улыбнулся.
— Хорошо, Миша, я рад, что ты встретил славную девушку и полюбил ее. Она за многие годы болезни насиделась, належалась дома, и всегда будет ждать тебя после работы с огромным, небывалым желанием. Одной дома ей будет невыносимо тоскливо, каждая минутка до встречи с тобой может казаться ей часом. Она, словно взрослый ребенок, станет познавать мир заново, ведь кроме своей квартиры она ничего и не видела. Ты должен помочь ей освоиться в обществе, но тебе сложновато это сделать, ты всегда здесь, мой верный страж. Алена должна устроиться на работу, это поможет ей быстрее возместить потерянное время общения с людьми и природой.
Михайлов заметил, как вытянулось лицо Зеленского при словах о работе. Михаил понимал, что обрыдлые стены дома только тоску станут навевать на его любимую девушку. Но она ничего не умеет делать, у ней нет ни профессии, ни специальности, как устроиться на работу в этом сложном мире, разве что уборщицей.
— Я понимаю твою тревогу, Миша, — продолжил Михайлов. — Не стоит ломать голову. Алла Борисовна последнее время подзапустила свое хозяйство, не хватает времени на снабженческие вопросы, хотя они у нас и небольшие — съездить, купить необходимое. Вот и пусть Алена снимет этот вопрос, если вы не против, конечно, поработает у нас снабженцем.
Посмеиваясь про себя, Михайлов внимательно смотрел на Зеленского, тот не ожидал такого предложения и стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Николай Петрович, я даже сказать не знаю как…
— И не надо, иди к своей Алене, сообщи новость.
Ноги Зеленского словно напружинились, он подскочил на месте и помчался обрадовать любимую. «Танцор и есть Танцор, — подумал Михайлов, улыбаясь. — Неизвестно, кто больше рад этому — Михаил или Алена, когда узнает. Хороший парень, не ошибся я в нем».
Звук турбин медленно, словно угасая, затих, в ушах еще оставался шум двигателей. Хотелось быстрее выйти и размять засидевшееся тело, глотнуть свежего, уличного воздуха. К самолету подкатил трап и вместе с ним с десяток автомашин, из которых повыпрыгивали люди с кинокамерами и фотоаппаратами. Репортеры, понял Михайлов, полезут с вопросами.
К нему подошел мужчина лет 30 спортивного телосложения с умным выражением лица. Он первым поднялся по трапу и Михайлов догадался, что он приставлен к нему от ЦРУ.
— Господин Михайлов?! — то ли спросил, то ли сказал он по-русски с небольшим акцентом.
— Да, с кем имею честь…
— Билл Стокфорд, назначен к вам в качестве гида и секретаря. Очень рад приветствовать столь выдающегося ученого на американской земле. Небольшие формальности, господин Михайлов, не могли бы вы передать мне ваши паспорта, декларации и талончики на багаж.
Михайлов кивнул и Зеленский передал все документы Стокфорду, он, не глядя, отдал их стоявшему за спиной мужчине. Тот сразу же вышел из салона — пошел исполнить формальности, как выразился Стокфорд.
— Госпожа Михайлова, — безошибочно обратился Стокфорд, Вика кивнула, — госпожа Петрова, — Алла тоже кивнула в ответ, — господин Михайлов младший…
— Витя, — ответил он и протянул Стокфорду руку.
— О-о! — воскликнул Стокфорд, пожимая ему руку, — госпожа Михайлова младшая…
— Юля, — она протянула ему руку ладонью вниз.
— Для вас просто Билл, мадам, — улыбнулся он и, невероятно изогнувшись, поцеловал ей ручку.
— Хорошо, Билл, ты еще долго будешь нас держать в самолете? — спросила Юля на чистом американском наречии.
Взрыв смеха и аплодисментов в салоне заставил покраснеть Стокфорда.
— О, нет, прошу к выходу.
Николай Петрович с Викой ступили на трап, за ними, держа детей за руки, появилась Алла Борисовна, за ними следовали Зеленский и Стокфорд. Защелкали фотоаппараты, заблестели красными глазками кинокамеры, закрывая лица операторов…
Пока Михайловы знакомились и обменивались любезностями со Стоуном, давали интервью журналистам, Зеленский завел разговор со Стокфордом.
— Какая на сегодня программа дня? — спросил он.
— Сейчас едем к Стоуну, это вон тот, наполовину лысоватый мужчина, чуть правее господина Михайлова. С дороги необходимо отдохнуть, программу на следующие дни согласуем вечером, — ответил Стокфорд.
— Господин Михайлов желал бы остановиться вначале в здании аэровокзала, выпить пива. Женщинам необходимо посетить дамские комнаты. Вы можете это организовать? — спросил Зеленский.
Михайлов, конечно, мог обойтись и без пива, женщины без дамских комнат, но Зеленский беспокоился за документы — вдруг Стокфорд придумает какую-нибудь ерунду и паспорта им не отдадут. А так он все заберет прямо в аэропорту, эта его предусмотрительность даст в будущем семье Михайлова свободу передвижения…
Глядя на Стокфорда, он безошибочно определил накаченное, тренированное тело сотрудника ЦРУ. Полиция отпадала сразу, ФБР?.. ФБР не занималось разведкой и доступа к секретам ЦРУ не имело. Шестым чувством Зеленский понял, что у Стокфорда были другие планы, он не собирался заезжать в аэропорт. И, видимо, действительно хотел проехать прямо к Стоуну, а потом объявить, что паспорта привезут позже. Он не мог отказать женщинам в посещении дамских комнат и наверняка злился, не показывая вида, Зеленский чувствовал это.
— Да, я как-то не подумал об этом, — ответил Стокфорд, — но вы даже не согласовали поездку со своим шефом, — решился на последнее он, — вдруг господин Михайлов решит проехать прямо к Стоуну, я уточню этот вопрос у него.
«Тоже мне, умник выискался, видали мы таких, — подумал Зеленский. — Конечно, ты спросишь: едем прямо к Стоуну и получишь положительный ответ».