Он никогда не брал с собой в лес питье — ходить было легче, но сегодня ему хотелось повспоминать.
Он сидел, прихлебывал кислющий и горячий напиток и разглядывал рядок приветливых сосен, росших вдоль утонувшей в ивовом кустарнике старинной железнодорожной ветки.
Маленьким, его бабушка водила его сюда, подышать сосновым воздухом.
После гриппа.
Тогда сосны были тоже маленькими, пушистыми и веселыми.
На макушку горы вышли двое — парень с девушкой. Они были высокие, спортивные, улыбающиеся и были красивы той редкой, признаваемой всеми красотой, что зовется «породой». Герой и героиня.
Ему стало неуютно со своим чаем. Досадно. Расселся и пьет. Жует. Жлоб.
- Скажите, мы правильно идем к лыжной базе? - обратился к нему парень.
Они улыбались и весело смотрели на него.
Он выплеснул чай на землю.
- Да. Налево, совсем недалеко.
- Спасибо, - сказала девушка, и они стали спускаться, сбегая шагов по десять, поскальзываясь, и ловя друг друга, смеясь.
Он знал, что дальше, до ресторанчика, пойдут очень живописные места, просто сказочные, с гранитными валунами и таинственными обрывами дремучих крохотных ущелий с шиповником, но решил дальше не идти, а закончить здесь.
«Хватит. Этот парк теперь для них. Наигрался. Надышался. Да, это уже не твой парк, не парк твоего детства».
Но хотелось посидеть еще минутку, и он позвонил ей.
Они были вместе, и давно, и привыкли, и хранили друг друга, но иногда ужасно уставали быть вместе, и тогда он уходил, давал им время побыть в одиночестве. Так было раньше, в юности, а теперь он просто ушел в парк.
- Привет, я дошел до макушки и пью чай.
- Не холодно? Не сиди, если холодно. Народу много?
- Нет. Тепло. Видел девушку с сеттером. Симпатичную. Кормит птиц семечками.
Он с интересом слушал, что она скажет.
- Надо было и тебе, тоже, хоть хлеба взять.
- Их тут закормили.
- А мне Лелька позвонила — застряла в Италии, не выпускают или не впускают. Это кошмар.
- Это эволюция. Проверка изделия на прочность.
- Ты ужасный человек.
«Не ужасней прочих».
- Ладно, позвони, когда будешь подходить, скажу, что купить.
«Ну, и точно - пора».
Он поднялся и пошел вниз, налево, чтобы обогнуть гору. Он никогда не возвращался той же дорогой, которой приходил. Не любил.
Тут были все поляны с непролазными рябиновыми зарослями и солнце. Просто пекло.
Завернув в тень дорожки, ведущей из парка, он увидел сидящую на лавочке ту, героиню, но почему-то одну. Она сидела и прикрывала лицо ладонью, прислоненной к бровям.
«Неужели плачет? Любопытно, что там у них произошло. Поругались, нахамил, обычное дело».
Он проходил мимо.
Встал. Было ужасно неловко, легче было бы уйти и не вмешиваться.
- У вас все в порядке?
- Да, - она улыбнулась сквозь сверкающие бриллианты слез.
Он сделал шаг.
«Кажется, был платок. Да, вот он, в кармане, но в табаке. Что ж теперь».
- Возьмите, а то у вас тушь потечет.
- Не потечет.
Она взяла платок и промокнула скулу, потом уголки глаз, потом опять улыбнулась и протянула платок обратно.
- Спасибо.
- Оставьте себе.
- Не нужно.
- Все в порядке?
- Да. Все хорошо.
Он пошел, держа платок в кулаке.
«Платок. Вещь. Собственность. Моя. Теперь ее. Ее слезы. Зачем?»
Он вышвырнул платок в урну.
Урны вдоль дороги шли теперь гуськом, одна за другой и собирали в себя ненужное.
- Владелец платков, - громко произнес он. И добавил:
- Роль маленькая, но как сыграно!
И засмеялся.
Затренькал балалаечно телефон. Он взглянул — звонила Ольга.
- Привет! Вы где? Я звоню, оба трубки не берете.
- Я в парке.
- Понятно. Я сделала плов, но боюсь, много куркумы. Приходите, давайте. Скажешь, как он.
- Плов нужно делать на баранине.
- Николай где-то достал баранину.
- А где он?
- Пишет отчеты. Вот, вырывает уже.
В трубке раздалось мужское сопение и что-то нечленораздельное. Гневное.
- Привет. Какие отчеты? Ты же доктор.
-А такие!
Он убавил звук на телефоне — Николай кричал даже чересчур театрально. С пафосом.
- А такие, что нами руководят подонки! Вот какие!
- А что с куркумой? - ему хотелось сменить тему.
- Все с ней нормально! Куркума! Что слушать женщину! Женщина хочет одного — помыкать мужчиной! Помыкать! Забыли, сучки, кто они. Забы-ыли гендерное неравенство! Забы-ыли сегрегацию ума!
Николай произносил «забыли» по-волчьи растягивая букву «ы». Даже захлебываясь.
Он слушал крики доктора и вдруг вспомнил, что главврачом больницы, где работал Николай, была женщина.
- Что уж так-то. Не все же помыкают.
- Все! Ты не знаешь, а я знаю! Притворяются сирыми и убогими, а сами одного ждут — власти! Но со мной этот номер не пройдет! Нет, друг, лучше сдохнуть от онанизма, чем женщина помыкает!