— Мы должны были это сделать, — твердит она.
— Знаю, — отвечает Томас, голос его звучит глухо и мертво.
В сознании возникает слово «зачистка». Стена, отделяющая Томаса от его памяти, на мгновение исчезает, и по ту сторону мерзким призраком встаёт факт совершённого злодейства.
Снова раздаётся голос Терезы:
— Они сами этого хотели, Томас. Лучше умереть, чем провести годы, всё больше теряя человеческий облик. Их больше нет. У нас не было выбора, и менее жестокого способа убрать их тоже не было. Сделанного не воротишь. Надо набрать новых людей и начать тренировать их. Мы слишком далеко зашли, чтобы вот так запросто всё бросить.
На краткий миг в Томасе поднимается волна злобы по отношению к ней, но тут же стихает. Он понимает: Тереза старается быть сильной.
— Всё так, но это не значит, что я должен прыгать от радости.
Он ненавидит то, что сделал. И ещё больше ненавидит себя самого.
Тереза кивает, но ничего не говорит.
Спящий Томас пытается исследовать мозг своего более раннего «я», найти недостающие фрагменты воспоминаний. Изначальные Создатели, заражённые Вспышкой, теперь мертвы — «зачищены». На их место претендует неисчислимое множество добровольцев. Уже больше года одновременно идут два Испытания в Лабиринтах, и с каждым днём у них всё больше важных результатов и материала для исследований. Медленно, но верно они приближаются к созданию вожделенной схемы. И тренируют замену...
Вот пока и всё, что ему удаётся вспомнить. Томас решает так всё и оставить. Прошлого не вернуть. Надо думать о будущем.
И он снова погружается в тёмное забытьё.
***
Томас очнулся, как будто с похмелья — тупо болела голова. Сновидение, хотя и слегка поблекшее и потерявшее подробности, всё ещё пульсировало у него в мозгу. Надо сказать, он узнал достаточно. Они с Терезой произвели «зачистку», заменив первоначальных Создателей на других, которых выбрали сами. Весь прежний штаб в полном составе заболел Вспышкой, и у Томаса с Терезой не было выбора — ведь они остались единственными, у кого имелся иммунитет.
Он поклялся, что больше никогда не станет об этом вспоминать.
На стуле рядом с койкой крепко спал Минхо. Голова его то опускалась, то поднималась в такт звонкому храпу.
— Минхо, — прошептал Томас. — Эй, Минхо. Проснись!
— А? — Минхо медленно открыл глаза и кашлянул. — Что? Что такое?
— Ничего. Просто хотел узнать — Ханс выключил эту штуку? И как насчёт тебя?
Минхо кивнул, широко разинув рот в сладком зевке.
— Ага... Мы оба в порядке. По крайней мере, он так сказал. Чувак, ты вёл себя как полный идиот. Ты хоть что-нибудь помнишь?
— Конечно. — От смущения у Томаса жарко вспыхнуло лицо. — Просто, понимаешь, со мной вроде как паралич случился. Меня что-то контролировало. Я старался, как мог, но ничего не выходило.
— Чувак, да ты пытался отрезать мне сам знаешь что!
Томас засмеялся, чего с ним уже давненько не случалось, и от этого почувствовал себя по-настоящему счастливым.
— Эх, жаль, что не отрезал! Спас бы тогда грядущий мир от кучи противных маленьких минхов.
— Гы-гы, как смешно... Просто помни, что ты мне должен — и всё.
— Замётано.
Он всем им был должен.
В комнату вошли Бренда, Хорхе и Ханс. Лица у всех троих были озабоченные, и улыбка сползла с губ Томаса.
— Что такое? Гэлли забежал мимоходом и снова произнёс дышащую оптимизмом речь? — Томас постарался придать своему тону как можно больше легкомыслия. — С чего бы ещё вам быть такими кислыми?
— А ты с чего такой радостный, muchacho? — осведомился Хорхе. — Ещё несколько часов назад ты пытался нашинковать нас всех тонкими ломтиками.
Томас открыл было рот, чтобы извиниться и объяснить, но Ханс шикнул на него. Врач наклонился над койкой и посветил маленьким фонариком в юноше глаза.
— Похоже, что твоя голова понемногу проясняется. Боль скоро уйдёт. Операция оказалась немного сложнее, чем обычно, — из-за этой чёртовой защитной программы.
Томас воззрился на Бренду.
— Но у вас получилось выключить её?
— Получилось, — заверила та. — Судя по тому, что ты больше на нас не кидаешься — она дезактивирована. И ещё...
— Что «ещё»?
— Гм... Ты больше не будешь способен вести телепатические разговоры с Терезой или Арисом.
Возможно, днём раньше Томаса огорчила бы эта новость, но сейчас он почувствовал лишь облегчение.
— Ну и хорошо. Пока как — всё спокойно? Или?..
Она покачала головой