– Что ты хочешь?
– Не бойся, мы быстро, обещаю. Просто ты должна увидеть это своими глазами.
Они вдвоем пересекли палату, Эйва обнимала Уоша рукой за шею, а он бережно поддерживал подругу за талию. Они добрались до окна, и он усадил ее на широкий подоконник.
– Где мой папа? – спросила Эйва. – Почему его нет здесь?
– Не волнуйся, – ответил Уош, заглядывая ей в глаза. – Думаю, он сейчас как раз пытается справиться с тем, что я собираюсь тебе показать.
– С чем?
– Посмотри туда. – Мальчик кивнул на окно.
Эйва обернулась. Парковка была плотно заставлена машинами и фургонами, вокруг толпился народ с плакатами и видеокамерами. Люди закричали, приветственно замахали руками. Подход к больнице преграждал полицейский кордон, не дававший толпе прорваться внутрь.
– Что там такое? Чего им всем нужно?
– Тебя, – тихо ответил Уош. – Они собрались тут из-за тебя. Невероятно, да? Ты даже представить себе не можешь, как прославился Стоун-Темпл. И как прославилась ты сама. Люди съезжаются отовсюду, лишь бы тебя увидеть. Их сотни, а может, и тысячи.
Действительно, толпа внизу напоминала океан. Там перекатывались волны, вихрились течения приветствий и кивков.
– Поразительно, – протянул мальчик.
– Помоги мне лечь в постель, Уош, – попросила его Эйва.
Боль опять молнией вспыхнула в ней, пустота в животе пульсировала, будто биение сердца. Складывалось впечатление, что у нее ничего не осталось внутри, что ее тело сделалось каким-то неполным. Потом желудок скрутило судорогой, ноги отказались ее держать. Уош не успел вовремя подхватить Эйву, она упала на четвереньки, закашляла. Кашель был тяжелым, лающим, на пол брызнула кровь. Красных брызг становилось все больше и больше.
– Сестра! Сестра! – завопил Уош. – Кто-нибудь! Помогите!
Не переставая звать на помощь, он попытался сам поднять Эйву и затащить на койку.
– Я в порядке, – выдавила она, пока он неуклюже пихал ее на постель.
Кровь на полу она, в отличие от Уоша, вообще не заметила.
– Все будет хорошо, – пробормотал он, услышав приближающиеся шаги.
Эйва закрыла глаза.
– Слушай, прежде, чем сюда придут, – продолжил Уош, – я должен тебя поблагодарить. Спасибо тебе за то… ну… что бы там ни случилось. В общем, за то, что ты сделала.
– Я хочу домой, – сказала Эйва, вновь чувствуя навалившуюся сонную усталость. – Вот тогда все действительно будет хорошо.
Она представила маленький серый домик в Стоун-Темпле. Краска на стенах выгорела, дерево покоробилось и местами потрескалось, но родной дом для ребенка всегда прекрасен.
– Не надо мне ничего этого, – прошептала она. – Я просто хочу домой.
– Все изменилось, – сказал Уош. – И твой дом теперь не тот, что прежде.
Когда девочке исполняется пять, ее мать наконец-то находит нужную колею. Эти двое заключают своеобразное соглашение: Эйва ни на шаг не удаляется от матери, а та – всегда радостна и весела с дочерью. Часто после обеда, когда все дела по дому уже переделаны, а муж все еще на работе, им кажется, что они совершенно одни в этом мире. Тогда они сбегают в горы и исчезают там, просто из любви к исчезновениям.
Хизер идет впереди и, как положено ответственной родительнице, внимательно исследует землю на предмет змей и прочих опасностей, а Эйва, в соответствии со своей ролью, носится туда-сюда, в меру пугая мать. Во время прогулки Хизер размышляет о том, как изменится их жизнь по прошествии лет. Ведь наверняка наступит день, когда дочь уже не будет в ней нуждаться. День, когда дитя вырастет, превратится в женщину, которая отправится покорять большой мир и, возможно, даже не оглянется назад. Что тогда с ними будет?
– Мам, не отставай! – зовет Эйва.
– Иду, иду, – отвечает Хизер.
Солнце стоит высоко, ветра нет, природа переполнена жизнью. Щебечут птицы, гудят насекомые.
– Мама! – снова окликает ее дочь, скрывшаяся за очередным изгибом тропинки.
В ее голосе прорезаются новые нотки. Хизер не видит дочери, и сердце у нее невольно сжимается от тревоги.
– Что случилось?
– Мама! – вопит Эйва, и Хизер кидается прямо через кусты.
В этот момент она испытывает необоримый страх. Раньше она не догадывалась, что можно испытывать подобное. Точнее, она всегда была трусихой, просто не знала, к чему приложить свои страхи, а теперь ей было за кого бояться: у нее был ребенок.