он сравниться по степени страха, вызываемого в людях одним своим неулыбчивым видом, пристальным, немерцающим, неотрывным взглядом выцветающих с возрастом глаз-плошек: сколько раз репетировал Яков Петрович один на один с зеркалом этот немигающий, как свет фонарного столба, взгляд!..). Он автоматически ответил таким же испытующим взглядом – по-другому не смог. Так они и буравили друг друга, один на правах Властелина, другой – копируя, словно боксеры-профи перед началом поединка, сходясь лицом к лицу, пытаясь испугать, посеять неуверенность в сопернике. – Кто же вас, любезный Яков Петрович, так экипировал? – спросил, наконец, ВВ. – Мой куратор. – Узнаю Атеистовича. Нарочно сделал, для большего эффекта, мою одежду на отдыхе знает, помнит… Я за вами часто наблюдаю, вы меня не видите, а я вас вижу. Невероятное сходство… Это ж надо, природа распорядилась… А ботокс, блефаропластику используете? – Так точно, использую, – отрапортовал. – Да вы расслабьтесь, не надо по-военному. Мы же отдыхаем, просто беседуем, я не ваш начальник, а просто… ваша копия, или вы – моя, – и складки рта дернулись в намеке на улыбку. – Ну и как, болезненно? – Пару раз уколы делали и веки подтягивали. Ничего, терпимо. – У меня по-всякому бывает. Однажды, лет десять, нет, больше, назад в Киев на важную встречу прилетел, а у меня синяк на скуле от укола выступил. Пресс-конференцию пришлось отменять, негоже лидеру с синяком перед прессой. Еще подумают, жена побила… Да, Украина… Много мне нервов и крови стоила… Я, знаете, не привык жалеть о прошлом, но все же корю себя: надо было тогда, в четырнадцатом, ударить как следует, захватить несколько областей помимо Донбасса, дойти до Киева, и черт с ними, с санкциями, зато по-другому сейчас все выглядело бы… Сильнейший всегда находит справедливым то, что слабый считает несправедливым… Меня деспотом называют за рубежом. Убежден: не существует ни одного живущего человека, которому не захотелось бы сыграть деспота, если он обладает твердым характером. А вы что думаете по этому поводу? – Точно так же, – не придумав более развернутый ответ, да и не нужно было. – Ну и хорошо. Единство взглядов. Убеди других довериться тебе – и ты победил. Самый мощный афродизиак – власть над другими… А теперь повторяйте за мной… – внезапно ВВ поменял ход разговора. – Посмотрим, как скопируете меня… Итак, начнем. Ничто так не воодушевляет, как первое безнаказанное преступление… Яков Петрович опешил, слегка даже растерялся от смысла произнесенного, однако вида не подал и незамедлительно исполнил приказ. Почувствовал, что передал интонацию абсолютно верно, лучше, чем на тренировках у зеркала, на нервной почве, что ли… ВВ продолжил экзамен, выстреливая разнобойными по смыслу фразами почти без пауз: – У России нет другого пути, кроме выбранного Россией. Если кто-то не хочет разговаривать с нами на равных – пусть не разговаривает, мы сами с ним будем разгова-ривать на равных… Некоторым супердержавам, которые претендуют на исключительность, считают себя единственным центром силы в мире, им союзники не нужны, им вассалы нужны. Я имею в виду США. Россия в такой системе отношений существовать не может… Давить на Россию с помощью жестких мер бесполезно и бессмысленно… Мы такая страна, которая ничего не боится… Полная изоляция ни к чему хорошему привести не может. Не забывайте – у нас ядерное оружие имеется… Наша родина, возможно, больна, но от кровати матери не уезжают… Ну, знаете, если все время говорить о том, что все падает, то ничего никогда и не поднимется… В следующей фразе Двойник запутался, пришлось ВВ повторить ее дважды: – Возможно, нашему Мишке нужно посидеть спокойно, не гонять поросят и подсвинков по тайге, а питаться ягодками и медком. Может, его в покое оставят? Не оставят. Потому что всегда будут стремиться, чтобы посадить его на цепь. А как только удастся – вырвать и зубы и когти. В сегодняшнем понимании это – силы ядерного сдерживания. Как только это, не дай Бог, случится, то и мишка не нужным станет, чучело из него сделают и все… Яков Петрович воспроизвел, ВВ слегка наклонил голову и прикоснулся передним и указательным пальцами левой руки к ушной раковине –вероятно, чтобы лучше слышать. Он сделал перерыв на несколько секунд, Двойник непроизвольно глубоко вздохнул, от ВВ не укрылось, ободряюще кивнул и вроде даже подмигнул– не дрейфь, парень – и продолжил проверку таким же долгим, развернутым фрагментом когда-то им произнесенного, но уже совсем о другом: – Самое главное для политика – быть порядочным и честным человеком… Я верю в человека. Я верю в его добрые помыслы. Я верю в то, что все мы пришли для того, что-бы творить добро. И если мы будем это делать, и будем это делать вместе, то нас ждёт успех и в отношениях между собой, в отношениях между государствами. Но самое главное, что мы добьёмся таким образом комфорта в своём собственном сердце… – И вот еще несколько предложений, повторите для услады слуха. Я медленно буду диктовать, с остановками, а вы произносите не механически, а вникайте в сказанное – не мной, а великим умом и патриотом Ильиным. Не хочу текст замечательный искажать, у меня выписка имеется, – и он достал из кармана куртки сложенный вчетверо листок. – Слушайте и внимайте… “Мировая закулиса, решившая расчленить Россию, отступит от своего решения только тогда, когда ее планы потерпят полное крушение… Они собираются разделить всеединый российский “веник” на прутики, переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчленить Россию, чтобы провести ее через западное уравнение и развязание и тем погубить ее: план ненависти и властолюбия. …Чтобы вообразить Россию в состоянии этого длительного безумия, достаточно представить судьбу “Самостийной Украины”… Россия есть величина, которую никто не осилит, на которой все перессорятся…” Яков Петрович повторял, не вдумываясь в содержание, о чем просил собеседник, внимание сосредоточено было на другом – добиться стопроцентной верности модуляциям голоса ВВ, читавшего текст трепетно и почти нараспев, как молитву. Экзамен завершился, Двойник прокашлялся, непроизвольно провел вспотевшими ладонями по обивке кресла, ВВ подвел итог: – Вы и впрямь огромный талант. Смотрю на вас и вижу себя, совершенно такого, каким есть, вроде как два экземпляра. Но учтите, я в полном порядке, сдаваться возрасту не собираюсь, так что заменять меня, надеюсь, еще долго не придется. Тем не менее, совершенствуйте свое умение, шлифуйте свой дар, наверняка пригодится… когда-нибудь… ВВ положил ногу на ногу, укрыл тяжелой мужицкой ладонью колено и взглянул вприщур, теплота взгляда в долю секунды сменилась недоверчивостью и отчуждением, словно буравчик ввинчивался, трансформируясь в новый для Якова Петровича образ, дотоле не мелькавший на телеэкранах. – А вы опасный тип, с вами надо настороже, постоянно бдеть, что там в вашем котелке варится, – и он постукал себя по лысеющему черепу. – Неровен час – и замените меня на посту, никто и не чухнется, что царя подменили, – и вдруг захохотал отрывисто-лающе; ни в одной записи для тренировок Яков Петрович не слышал смеха ВВ, теперь понял, почему – он, смех этот, напоминал шакалий вой, не зря сравнивают – как шакал смеется, такие утробные звериные звуки военный повар Яков впервые услышал в Афгане, возле Джелалабада, где голодных шакалов обитала уйма. Двойник поддержал ВВ, изобразив застенчивый опасливый смешок в полтона, будто над шуткой, но по остекленевшим, рыбьим зрачкам сидевшего напротив понял, что тот не шутит. Отсмеявшись, ВВ принял прежнее участливо-внимательное выражение лица. – Вы кто, жаворонок или сова? Хочу знать, насколько на меня похожи и в чем. – Я рано встаю и ложиться стараюсь не поздно. – Хм.., тут мы антиподы, я ближе к полудню просыпаюсь, а ложусь в час-два ночи. Утром плаваю, на тренажерах мышцы укрепляю. А вы со спортом дружите? Правильно, молодец… На ночь не читаю, другими делами занимаюсь; что касается прессы, вообще, не читаю и знаете, почему? Чтобы никакие журналисты не влияли на мое мнение, а также следую совету профессора Преображенского, притом не только перед обедом… Друг мой Берлускони как-то рассказывал: в свое время Тэтчер посоветовала распорядиться, чтобы ему приносили только те газеты, в которых есть что-то положительное о главе правительства, его работе и всего кабинета. В результате не получал он от своего пресс-атташе газеты на протяжении пары месяцев, после чего подобную практику Сильвио прекратил и вернулся к прочтению всех газет. Ну, а мне справку ежедневно пресс-служба готовит, что там пишут о стране и обо мне, я в полглаза смотрю… Да, Тэтчер… Знаете, Яков Петрович, как она меня вздрючила? – взор ВВ покрылся мечтательной поволокой. – В 90-е дело происходило, мы с мэром деловую поездку осуществляли по Европе, “Железная леди” утром неожиданно в отель к нам нагрянула, увидела в номере следы вечернего загула – бутерброды недоеденные, пивные бутылки пустые – и говорит строго: убираться надо, господа… Были люди, не чета нынешним, на Западе правящим. Знаете, в чем разница между мной и американским президентом? Я много лет правлю, разные эксперименты, реформы там всякие могу проводить или не проводить – у меня время на это было и есть, а у американского президента всего четыре года или восемь, а кругом бюрократы, в