— Так ли это? — вырвалось у Ивана Ивановича.
— Если я вам говорю… — начал было Варгин.
Но Силин сейчас же перебил его:
— Да вы не сердитесь! Я не хочу обидное говорить, я только хочу сказать, что, может, он без вас приходил: вы-то его не видали, я вам верю, а он приходил!
Сейчас же была призвана чухонка; явилась даже сама Августа Карловна, и все в один голос, вместе с доктором Герье, подтвердили, что ни два дня тому назад, ни потом никто не приходил и художника Варгина не спрашивал.
Это произвело на Силина заметное удручающее впечатление безнадежности; он, бедный, совсем растерялся, опустил голову и, всхлипывая, стал как-то бессильно разводить руками.
— Что же, что же… что же мне делать? — выговорил он наконец.
Но ни Варгин, ни Герье не могли дать ему совета. Августа Карловна, узнавшая, в чем дело, соболезнующе глянула на Силина и вдруг сказала ему:
— Пройдемте ко мне!
Силин, чувствуя ласку в ее голосе и участие, поднялся со своего места и послушно пошел, с трудом передвигая ноги, — так он опустился вдруг и из бодрого сорокалетнего мужчины стал стариком.
— Куда это она его повела? — спросил Герье, когда они ушли.
— Верно, гадать ему на картах хочет! — догадался Варгин. — Пожалуй, это единственное средство! — улыбнулся он насмешливо.
— И самое действительное! — сказал совершенно серьезно Герье.
— Как? Вы верите гаданью на картах? — удивленно произнес Варгин. — Для доктора это как будто и неприлично даже!
— То есть, как вам сказать, — раздумчиво произнес женевец, — если вы говорите о том, что можно по фигурам, изображенным на отдельных картонах, которые мы называем картами, узнать прошлое, настоящее и будущее, то, разумеется, нет, не верю! Сами по себе карты, как их ни раскладывайте, конечно, ничего сказать не могут и ничего не способны открыть. Но я верю в нечто другое; то есть не только верю, но даже знаю и видел несомненные опыты, что это так. По картам была предсказана участь несчастной Дюбарри, никак не предполагавшей, что она умрет на эшафоте, да и самому Людовику XVI по картам же была предсказана его ужасная судьба; известны мне и более мелкие факты, с которыми я не могу не считаться. Конечно, повторяю, тут действовали не карты, а другое!
— Что же это другое?
— Вдохновение, просветление, ясновидение, высшее развитие догадки — назовите как хотите, дело не в названии; важны не карты, а субъект, то есть то лицо, которое раскладывает их. Бывают люди, удивительно способные настраивать себя, раскладывая карты, так настраивать, что на них как бы сходит вдохновение и они начинают почти бессознательно говорить то, что видят не в картах, а в своем чувстве, и тогда доходят до транса ясновиденья и, действительно, читают и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. В человеке скрыты чудесные, неизведанные силы, и кто способен даже бессознательно применять их, тот легко может показаться чародеем, хотя, в сущности, ничего необыкновенного и не делает. Карты при гадании играют чисто служебную роль для того только, чтобы настроить. На Востоке заменяют их какими-нибудь блестящими предметами, осколками стекла, например, а то и бриллиантами; у вас, в России, гадают на бобах или на кофейной гуще, выложенной на белую глянцевитую тарелку, отчего тарелка ярче блестит по контрасту с черной гущей. Блестящие предметы, если пристально смотреть на них, действуют еще быстрее карточных фигур, но суть везде одна и та же, то есть не средство для гадания, а вдохновение самого гадающего, полученное благодаря этим средствам.
— Да вы — мистик! — заключил Варгин.
— Нет, я — доктор! — сказал Герье.
IX
Не известно, долго ли был у Августы Карловны Силин, но прошло, по крайней мере, не меньше часа, что Варгин с Герье сидели и разговаривали.
Вдруг с половины хозяйки дома раздался крик, призывавший на помощь Герье.
— Доктор! Господин Герье! — звала Августа Карловна, и женевец, быстро вскочив, побежал к ней.
За ним последовал Варгин — им обоим показалось, что приключилось что-нибудь с тамбовским помещиком… Но Силин уже давно ушел и дело не касалось его!
Случилось еще новое и на этот раз такое неожиданное, что Варгину и, в особенности, доктору Герье оставалось только развести руками и удивляться.
У Августы Карловны были две комнаты: первая — приемная, в которой посетители ждали очереди, и ее спальня, где она занималась своим ремеслом, сидя за маленьким столиком у единственного окна.
Была у нее еще маленькая конурка, куда она выходила со своими картами к особенно важным гостям, желавшим получить отдельную аудиенцию так, чтобы не показываться другим посетителям.
В приемной, когда вошли туда Герье и Варгин на зов Августы Карловны, сидел, скромно поджав под стул ноги, незаметный человек, по-видимому, в ожидании своей очереди; в спальне, по которой отчаянно металась перебедовавшаяся Августа Карловна, у ее столика у окна в кресле билась в судорогах молодая девушка в хорошем шелковом платье.
— Доктор! Ради Бога! — суетилась Августа Карловна. — Она ко мне пришла, я ей начала говорить судьбу, а она вдруг забилась… Ради Бога, у нее, вероятно, падучая болезнь!
На самом деле с девушкой был нервный припадок, вероятно, от волнения, которое пережила она, явясь одна, без провожатой, к гадалке.
Она билась в кресле, всхлипывала и смеялась в несомненной истерике.
Августа Карловна совала ей стакан воды, руки у нее дрожали, вода расплескивалась.
Герье вытащил носовой платок, намочил его, велел положить на голову больной, а сам побежал к себе за лекарствами.
Ни вода, однако, ни платок, ни принесенное молодым доктором лекарство не помогали!
Девушка билась и кричала все больше и больше. Судороги, сначала выражавшиеся у нее дрожью, перешли в кольцеобразное стягивание всего тела.
С кресла отнесли ее на кровать Августы Карловны. Девушка конвульсивно выгибалась дугою, упираясь только затылком и пятками…
— Господи, да что же это с нею, что с нею? — воскликнула в ужасе Августа Карловна.
Варгин вместе с Герье, по его указанию, пытался было удержать выгибание больной физической силой, но они вдвоем не могли справиться с девушкою: ее подбрасывало на кровати, и они ничего не были в состоянии сделать — их отталкивало.
— Такой силы припадка я не видывал никогда! — удивлялся Герье.
Варгин, не видавший ничего подобного в жизни, с каким-то суеверным страхом отошел в сторону, убедившись, что его физическая сила непригодна тут.
Однако слова Герье, что тот не видал только "такой силы" припадка, но вообще подобные припадки видал, занимаясь врачебной практикой, успокоительно подействовали на Варгина.
— Ради Бога, ради Бога, что будет со мною, если с ней случится что-нибудь! — убивалась Августа Карловна.
— Особенно страшного ничего, — успокаивал ее Герье, — вероятно, за этими корчами последует полный упадок сил. Конечно, не безопасно доводить до этого, но что же делать?
— За этими корчами последует смерть! — раздался в дверях голос тихий, уверенный и ясный.
Все обернулись.
В дверях стоял тот самый незаметный человек, который сидел в приемной, поджав под стул ноги.
— Неужели, — продолжал он, — доктор Герье не видит, что конвульсии слишком мучительны, чтобы кончиться только упадком сил! Нужно остановить их!
— Но я испробовал все. Ничего не помогает! — растерянно воскликнул женевец.
Тогда на глазах у всех произошло нечто невиданное, почти чудо.
Незаметный человек подошел к постели, положил руку на грудь молодой девушки, и не успел он коснуться ее, как она затихла, вытянулась и задышала ровно, точно мягкий, сладкий сон по волшебству охватил ее…
X
Августа Карловна, видевшая, как только что бившаяся в припадке девушка затихла от одного лишь прикосновения, воскликнула "ах!" и застыла в немой позе удивления.