— На покос одну отправил с милиционером. Одну только можем дать.
— Нам одной и хватит. Едем на хутор Янсонов.
— От нас нужны люди?
— Да, одного или двух. Мало ли там...
Он не высказал вслух, но всем, даже и Сахарку, наверное, стало ясно, что имел в виду Костя: на хутор мог вернуться Коромыслов, там могли быть Новожилов и этот Ванька Захарьинский, у которого браунинг и который «стреляет без предупреждения».
4
Они сидели в комнате у окон и смотрели в поля ржи, на лес, из которого два дня тому назад следили за хутором. В соседней комнате медленно ходил из угла в угол хозяин хутора Яков Янсон, постукивая тяжелой палкой. Один раз он вышел к ним в эту широкую гостиную. Присев на край кресла, предложил меду. Они отказались. Они были угрюмы и молчаливы. На хуторе не оказалось ни Коромыслова, ни его сообщников. Смешно теперь было вспомнить, как крались они вдоль стен высокого бревенчатого дома, крытого по-западному красной черепицей, как ворвались в крыльцо, как наставили револьверы на появившегося внезапно хозяина хутора... Как потом карабкались по старым саням и полозьям в конюшне, задыхаясь от пыли слежавшейся соломы, как взломали дверь сарая — показалось, что там кто-то есть. И тоже ворвались туда с револьверами наготове — их трое да два волостных милиционера. Теперь все это казалось смешным.
Хозяин на все вопросы только пожимал плечами. Он повторял то же самое: ничего не знает, никого не видел. Ждали хозяйку, которая куда-то уехала ненадолго и должна была вернуться.
— Жаль, — вздохнул Янсон, — мёт у нас вересковый, хмельной. Тержим тритцать ульев, тем и живем...
Он хорошо говорил по-русски, только выговаривал вместо «д» букву «т».
— А когта жил в Латвии, то германской еще, то тержал то шеститесяти. Тогта была жива моя первая жена.
Помолчав, прибавил:
— Лучше семь раз гореть, чем один втоветь...
Он встал, пошел к дверям, обратно в свою комнатку, но остановился, заговорил снова про мед:
— Может, вам приготится совет мой. Занимайтесь метом, если бутут силы и время. Выготно. Если желаете, могу потарить книгу американского пчеловота Кована. Тоже поставите ульи. Выготнее коровы. Заветите с весны хоть отин улей, поткормите его рубля на тва сахаром с яйцами, и он таст вам сто рублей без больших хлопот... Только рамочные завотите, а не коло́тные...
— Спасибо, — сказал ему Костя, — пока у нас нет времени.
Сказал он это равнодушно, прислушиваясь чутко к тишине в этом большом доме, и потому, уловив это равнодушие, хозяин больше не сказал ни слова, ушел в комнатку. Они все так же сидели на своих местах, курили и слушали, ждали. И так же молча подремывал Сахарок в углу. Время от времени шаркал сапогом о пол, как просыпаясь, смотрел испуганно на агентов и опять ронял голову. Только раз проговорил:
— Что ж вы не посмотрите сундуки?
— Сами знаем, что делать, — отозвался строго Македон. — Лучше спи, пока есть время.
Обыск они решили не делать до прихода хозяйки. Втайне Костя надеялся, что она сама покажет, где вещи, сама расскажет о своих гостях. Да и понятые были нужны для обыска, а они в полверсте, в деревне, которая отсюда, со второго этажа, едва угадывалась среди ветвей заваленного буреломом леса. С той стороны и поднялось над кустами легкое облачко...
Что за лошадь у Нины Янсон! Ноги, как спицы велосипеда, мелькают в просветах буреющей ржи, в зелени лугов, подступающих к хутору речным разливом. Вот вынеслась на дорогу. Откинута голова, откинулась и сама Нина, оглядываясь, как при погоне, натягивая вожжи, раскручивая их. Внеслась лошадь в ворота, прошелестели высокие, окрашенные ярко, на резиновых шинах колеса пролетки. Заныла, загремела дверь конюшни.
Но вот и она — легко поднялась на второй этаж, вошла в комнату и остановилась на пороге, удивленно разглядывая присутствующих. Высокая, в голубой кофте с белым воротником, на голове — платок в крупные цветы. Вот она сбросила его, тряхнула с силой, и легко рассыпались густые светлые волосы по плечам. У нее по-мужски широкие плечи, длинные ноги, обутые в коричневые ботинки на высоком каблуке.
— Это что же такое в нашем хуторе? — густым спокойным голосом проговорила, проходя к круглому столу посреди комнаты, кидая на него платок. — Яков, — обернулась она, — что значит все это? Почему гости сидят и не пьют чай?
— Вас ждем. Приглашали вы нас на чай два дня назад, вот и пришли, — сказал Костя. — А без хозяйки не повадно.
— Мария! — неожиданно крикнула она, и тут отозвался Янсон из комнаты: