Выбрать главу

Он тоже вместе с ними не спал ночь, ждал утра, и лицо было смято, в синеве усталости. Пожав им руки, попросил:

— Отдыхайте, пока всё ничего. Пока всё ничего, — повторил, подталкивая их к выходу. — Занимайтесь своим делом...

Они вышли на улицу. Уже светало. Ясно стал слышен свист ранних птиц, и свежий ветер с реки овевал их. И хотелось дышать полной грудью и даже бежать куда-то.

— Он мал, но жилист, — сказал Македон, — я верил в него...

Костя промолчал: как верить, если пуля была в груди.

— Идем к Перфильеву...

Перфильев сидел у себя в кабинете, и лохматая, в проседи голова казалась свернутой набок — так он увлекся чтением. Поднялся им навстречу.

— Ну как там с Зубковым? — спросил он сразу.

— Вроде бы миновало, — ответил Костя, — пока миновало. А как с допросом?

Перфильев положил бумаги на край стола: мол, читайте. Откинулся на спинку стула:

— Успел с задержанными поговорить. Лодочник признался, что Коромыслов бывал на Аникиных хуторах у Сыромятова. Прав ты был насчет Сыромятова. Связан он с Коромысловым, и давно как видно.

— Так сразу признался лодочник?

Перфильев улыбнулся:

— Я ему сказал, что за дверью стоит Сыромятов. Введу — и тем хуже будет для тебя, мол, Зиновий Михайлович. Такое его настоящее имя и отчество. Не выдержал. А Коромыслова знал со времени, когда служил в красноармейском запасном полку. Взводным служил. Вместе с Сыромятовым и Коромысловым. Сообщил, видимо, для того, чтобы показать, что он служил Советской власти. Вот место пребывания после службы в полку объясняет как-то туманно. Там работал, там служил. Документов представить не может, какие там документы, коль война шла да разруха. Это надо будет выяснять...

— Кто такой Захарьинский?

— Этот неизвестен. Документ при нем «липовый», удостоверение. Видно, пришлый откуда-то, может, и бежавший тоже. Надо рассылать фотографию по всей республике.

— А Новожилов?

— Легкомысленный человек. Привык вольно жить на чужом. «Марафетка», игра в карты, вино, пивные, женщины... Красивый парень, и казалось, красивым все должно идти в руки. Дал наган Коромыслову. Признался, хотя и понимает, что это для него значит. После церкви пришли к нему Коромыслов и те двое. А землемера кто убил, будто бы не знает.

— Сахаров тоже сначала не знал, а потом вспомнил. И этот вспомнит. Ну ладно, поспать надо все же. Вам бы тоже, Юрий Юрьевич, глаза и у вас совсем не смотрят.

Перфильев рассмеялся, грустно пояснил:

— Видите ли, Константин Пантелеевич, мне нельзя много лежать. Боли одолевают. В девятьсот седьмом в каторжно-пересыльной тюрьме стали политические требовать увеличить норму питания. За это был посажен в карцер и высидел там шесть суток. А пол ледяной, но спать-то хотелось. Вот с той поры боли во всем теле. Когда хожу или даже сижу, стихают. Как лягу, зубами приходится скрипеть. Какой же сон, чаще за столом. Голову на локти — и сосну два-три часа. Скоро двадцать лет эти мучения...

— К докторам бы вас...

Перфильев отмахнулся все с той же грустной улыбкой:

— Доктора, Константин Пантелеевич, лечат здоровых, а больных они лишь утешают. Было бы вам это известно... Ничего, привык...

— Ну что же, — не глядя теперь на следователя, сказал Костя. — Тогда опять о нашем деле. Завтра надо брать Сыромятова. Настало и его время. Отпечатки следов у Ферапонтова займища есть?

— Да уже есть...

— Вот и хорошо. Возьмем еще пустую бутылку из-под английской горькой водки. Попробуем трюк провести с Сыромятовым. Завтра выезжаем в Хомяково. Вы поедете с нами?

— Конечно. Состав агентов здесь берем?

— Нас достаточно. Разве что волостного еще милиционера прихватим.

— А Хоромова?

Костя покачал головой:

— Нет. Обойдемся без Хоромова и на этот раз. Думаю, и вообще наша милиция обойдется без таких, как Хоромов.

Глава десятая

1

Возле ворот дома Никона Евсеевича Трофиму повстречалась Капитолина. Несла в руке, прижав к бедру, таз с куриным пометом — и на кой он ей сдался? Есть какое-то поверье: будто если с чужого двора помет — куры больше снесут яиц. Верно ли, кто знает? Может, и захотела Капитолина не одно, а по два яйца от куры забирать за один раз. Капитолина как обрадовалась, увидев Трофима. Она опустила таз к толстым бревноподобным ногам, обутым в валяные опорки, и сунула руки в бока:

— Выходит, я еще и за тебя нанималась?

Трофим молча прошел, сунулся во двор. Вслед понеслось:

— Вить сено в сарай пришлось за тебя. Он, как барин, в городе по пивным шляется, а я рви кишки от натуги. Целый воз приволок хозяин вчера.