— Я — дежурный Горбачев...
Они развернут журнал происшествий за прошедшие сутки. И сколько встанет перед глазами невидимых людей, которые пришли в розыск за помощью, за советом. И всем им надо помочь, для всех откликнуться не через час, не через полчаса, а сию минуту.
Он даже помотал головой, и возница, заметив это движение, покосился чуть-чуть. Костя улыбнулся и про себя вдруг решил: приедет — и сразу пойдет домой, возьмет на руки Сережку и скажет Поле:
— Пойдем-ка, Поля, на берег реки, на откос, где когда-то ты пела песни. Ты будешь снова петь, а я качать Сережку. И пусть он попробует упрекнуть меня, когда вырастет.
Закрыл глаза, чтобы не потерять эту возникшую на губах улыбку. А кем сын будет, когда вырастет? Инженер, слесарь или же портной? Узнает ли только об этом он, его отец, который вот сейчас, в летнюю ночь двадцать седьмого года, едет после очередной операции и думает о том далеком, взрослом сыне. Узнает ли, потому что впереди столько еще перестрелок, погонь, схваток с теми, кто встает поперек новой жизни на земле...
И не ответят на это ни ветерок, ласкающий колосья ржаного поля, ни облака, идущие своим назначенным путем над этим пустынным еще проселочным трактом из Аникиных хуторов.
