— Я принял вас за прекрасную леди.
Она оперлась о стойку так, что взгляду блондина открылся туго зашнурованный лиф ее платья. Совсем не местная мода.
— Уна Салмао, — ответила она и, словно прочитав что-то в его глазах, продолжила: — Вижу, тебе это что-то говорит. Знался с моим отцом?
— А ты проницательна. Не слышал, что у него есть дочь…
— Мы были не шибко близки. Теперь, когда знаешь мое имя, почему бы тебе не снять шлюху или заказать пожрать? Иначе выметайся отсюда. Тут тебе не исповедальня, чтобы чесать языком.
«Вот грубиянка!» — восхитился Асавин.
— А ты не слишком любезна, — с усмешкой ответил он. — Тебя что, звери воспитывали?
Уна гневно посмотрела поверх амбарной книги:
— Ага, дикие собаки. — Ее руки легли под стойку. — Выметайся. Третий раз предупреждать не буду.
Асавин не сомневался, что под стойкой у нее припрятано оружие, которым она, вероятно, хорошо владела, но это только раззадорило его.
— Что у тебя там, милая? Арбалет?
— Какой догадливый. — Она подняла руки, и в Асавина уставился железный наконечник взведенного болта[3]. — Я соврала. Меня воспитывали разбойники, а не собаки, так что я не промахнусь. Не раз приходилось отстреливать таких вот шакалов…
— Шакалов? Милая, но ты ведь совсем ничего обо мне не знаешь.
— Знаю достаточно, — прошипела Уна, махнув арбалетом. — Пришел разодетый, знаешь моего отца… Издали чувствую падаль. Приличные люди не стали бы с ним знаться. А звать тебя, небось, одним из местных бабских имен. Начинается на «а», заканчивается на «н», да?
Эльбрено поперхнулся от возмущения, и тут с лестницы позвал знакомый голос:
— Асавин!
Девушка прыснула от смеха. Улыбающийся от уха до уха Тьег протянул Эльбрено ладонь для рукопожатия.
Уна опустила арбалет:
— Так это тот друг, которого ты ожидаешь? — Она хмуро глянула на Асавина. — Что, нельзя было сказать, что у тебя здесь встреча? Я ведь могла тебя продырявить.
— Спасибо, Уна! — На лице мальчишки все еще сияла улыбка. — Мы будем благодарны, если ты сваришь нам кувшин ильфедры, а после мы поднимемся в номер.
Рыжая махнула рукой и дала распоряжение служанке. Через несколько минут Асавин поднялся по лестнице следом за Тьегом, снедаемый любопытством. В комнате их ожидал рыжий узкоглазый мальчишка.
— Это мой слуга, Курт, — объяснил Тьег. — Ему можно доверять…
Асавин захлопнул дверь и запер на засов:
— Рассказывай, какого ты тут забыл? Опасно возвращаться на место преступления, да еще и оставаться на постой.
— Мне некуда податься. Отца заперли в палаццо Маски, а в Лазурное Поместье нагрянули протекторы… Если бы не Курт… — Он взглянул на узкоглазого, и тот ответил почтительным кивком.
— Ничего не понимаю. — Асавин сел рядом с Обраданом. — Мы прикончили голь, протекторов это не касается.
— Не знаю, но это единственный известный мне постоялый двор, где не задают лишних вопросов, а ты — единственный мой друг в городе.
Асавин похолодел от ужаса. Одно дело заигрывать с сизыми плащами, и совсем другое — танцевать на лезвии ножа Протектората. Всем известно, что если эти вцепятся, то уже ни за что не отпустят, а в их застенках продашь и родную мамочку. А может и снова отправят на рудники. Нет уж, он ни за что туда не вернется! Асавин натянул привычную хитрую ухмылку:
— Разумеется, Тьег. Я удивлен, что у тебя вышло скрываться так долго.
— Это заслуга Курта. На пару дней я забился в нору на окраине Медного порта. Хозяин комнаты вечно спал, но мы поспешили убраться, пока он не очухался… С тех пор я безвылазно сижу здесь, а Курт – мои глаза и уши.
Асавин придирчиво оглядел слугу. Рыжий житель Нерсо – такая невидаль, что привлекает внимание не хуже рубийца.
— Нет, с этим надо заканчивать, — сказал Эльбрено, прихлебнув ильфедры. – Еще примут его за оранганца, хлопот не оберемся.
— Так он и есть оранганец, — пробормотал Тьег, и Асавин поперхнулся. Откашлявшись, он посмотрел на парня. Тот, кажется, совсем не понимал, в чем состоит проблема.