— Есть... че?
— Я на поклон, — спокойно ответил Асавин, словно невзначай коснувшись цепи на шее.
Про поклон, конечно, бессовестная ложь, но иначе от этой компании не отделаться. Здоровяк рассеянно кивнул, и шайка расступилась перед ними, пропуская дальше по улице.
— Какой еще поклон? – спросил Тьег, когда они разминулись с бандитами.
— Помнишь, я говорил тебе, что обладаю связями? – неохотно начал Эльбрено. – Я работаю на влиятельного, но своеобразного… герцога, и должен отчитываться ему, но в последнее время пренебрегал этой обязанностью.
— Уверен, что смогу все ему объяснить.
— Стой. — Асавин обернулся к мальчику. — Ты – мой племянник, понял? Что бы ни случилось, пускай даже герцог будет спрашивать, кто ты и откуда. Не вздумай раскрыть себя.
Черненые брови сошлись на переносице, мальчик кивнул. Вот и славно.
Они вынырнули из подворотни на поперечную улицу и чуть не запнулись о свалку лежащих людей, укутанных в мешковину. Чертыхнувшись, Асавин перепрыгнул через живую груду. Мальчишка притих и помрачнел. Он, словно зверь, чуял для себя опасность отовсюду. «Ой, зря я поддался ему», — вновь подумал Асавин.
— Сделай лицо попроще, улыбнись, и играй свою роль, — сказал он, толкнув двери кособокого здания.
Двухэтажный дом с покосившейся крышей было похож на облезлого голубя: краска облупилась, часть черепицы отвалилась, а часть разворовали. Выцветшая вывеска некогда гласила: «Эллинор Карио», однако буквы давно стерлись, осталась только «нор Ка». Один из старейших игорных домов Угольного порта. Нынче она со всеми потрохами принадлежала Висельникам и приносила им немалый доход. Подручным Френсиса под страхом адских мук запрещено ошиваться здесь. Им вообще запрещалось играть где-либо кроме их логова, которое, кстати, совсем неподалеку. От близости Висельников по спине пробегал влажный холодок, но Асавин не собирался задерживаться. Сюда со всех концов Угольного стекались городские сплетни. Местных он знал очень хорошо.
В «Норке» всегда царила атмосфера разбитного нищенского гуляния. Громкая музыка, вечный стук костяшек хурука, визгливый смех девок и глухие тычки пьяного мордобоя. Тускло-красные, словно тошнотворное местное вино, портьеры посерели от пыли и были изъедены огромной жирной молью. Потолок давно стал черный от копоти множества трубок. Асавин быстро осмотрел зал, и наметанный взгляд выхватил в толпе знакомую фигуру.
— Лонни! — ухмыльнулся он, протянув руку съежившемуся за столом мужчине. — Яркого дня. Давно не виделись.
Сидящий хмуро посмотрел на собеседника и нехотя протянул руку. В левой у него был зажат веер разноцветных квадратиков. За столом с ним сидели еще три странных хмыря. Кажется, воротилы с Черного рынка. Асавин не сомневался, что его товарищ скоро проиграет последние портки.
— И тебе ни серых, ни благих, — мрачно ответил играющий общепринятую в здешних кругах фразу.
Асавина всегда поражало, что такой щуплый парень может говорить настолько низким, глубоким, богатым на интонации голосом. Темноволосый, бледноватый, коротко стриженный и гладковыбритый — как будто полная противоположность Асавина. Игрок имел ко всему тяжелый, вечно недовольный взгляд. Бордовая мантия алхимика сидела на нем, как мешок на тощем пугале.
— Эй, Аэрти, не отвлекайся, — гаркнул хмырь за столом. — Твой ход. Пасуешь?
Алхимик дернул щекой от волнения. Поколебавшись, он стукнул по столу костяным веером, сложив из него сложную фигуру.
— Царица леса, — глухо сказал худой.
Его оппонент ощерился редкозубой улыбкой:
— А ты шустрый… Но мы шустрей. — Он вальяжно выложил свою фигуру. — Дракон поимел твою царицу.
Его приятели скотски заржали. Алхимик угрюмо проследил взглядом, как золото утекает из его кошеля.
— Ну что, еще разок, Аэрти? — усмехнулся щербатый.
Прежде чем алхимик ответил, Асавин положил руку ему на плечо:
— О нет, господа, боюсь, он не может. Он и без того должен кораблик золота.
— А ты кто, его жена? — оскалился щербатый. — Плевать, что он там тебе должен, это его проблемы. Шел бы ты отсюда…