— Нет, — быстро отвечает Саския, от напряжения ее голос срывается. — Нет, в этом нет необходимости. Простите меня. — Она поворачивается ко мне, и ее темные глаза расширяются от испуга. Тихое предупреждение.
— Просто произнеси мое имя, когда потребуюсь. Я скоро вернусь, чтобы помочь тебе искупаться и одеться. — Затем, стремительно зашагав, она исчезает в коридоре, из которого мы только что вышли.
Мужчина отталкивается от стены и не сказав ни слова начинает идти. Я же не осмеливаюсь и шага сделать.
— Ну… ты идешь? Или предпочитаешь все сделать здесь, в вестибюле.
Я взвешиваю все варианты и понимаю, что у меня их просто нет. Раздраженно выдохнув и закатив глаза, я иду позади него.
— Куда ты меня ведешь? — Знаю, что лучше не показывать страх. Покажешь и тебя заживо здесь сожрут.
— В твою комнату.
«Только не с тобой», думаю я.
Но когда я оглядываюсь кругом, проходя мимо бесчисленного количества дверей в этой дворцовой тюрьме, то понимаю, что выбора у меня нет, кроме как следовать за ним. Я никогда не найду выход из этого лабиринта. Кроме того, он ничего не может мне сделать, что со мной еще бы не сделали. Меня били, унижали и обманывали. Ни одним словом не описать то, что я чувствую… ни тот уровень ярости, ни ту боль, которые вполне могут поведать об агонии в моей груди. Так что, сглотнув, я все смываю изрядной дозой беспристрастия. Эмоциям здесь не место. Не это мне нужно.
Он останавливается у двери, которая выглядит, как и все остальные — тяжелая, полированная древесина, увенчанная золотой ручкой — открыв ее, он ждет, когда я войду. Я заглядываю внутрь и почти уверена, что увижу Андреевский крест, цепи и кожу. Но я вижу лишь большую кровать цвета слоновой кости, драпированную на вид дорогим фиолетовым постельным бельем. Шкаф с комодом стоят у дальней стены комнаты, а остальные стены украшают бесценные произведения искусства, на которые мне совершенно плевать. Никаких окон. Точно, здесь они не нужны.
Парень входит в комнату так, словно воздух в ней принадлежит ему. Проходит мимо меня и направляется к круглому столу, на котором стоит чаша со свежими фруктами. На столе из темного дерева также стоит графин с янтарной жидкостью, из которого мой незнакомец наливает себе бокал. Именно тогда я хорошенько рассматриваю его. Клянусь, я не хотела таращиться. Его лицо словно вырезано из алебастра — гладкое и неповторимое. Выразительные скулы, прямой нос, тонкие, но в тоже время чувственные губы. Он, без всякого сомнения, прекрасен. Но не от этого я стою как вкопанная на пороге.
Его глаза. Узнаю его глаза. Словно я смотрю сквозь них прямо в самую сердцевину его манящей тьмы.
Переступив порог и закрыв за собой дверь, я пересекаю комнату. Незнакомец наполняет два бокала, но мне не предлагает до тех пор, пока из одного не выпивает и снова не наполняет его янтарной жидкостью.
— Спасибо, — благодарю я, когда он протягивает мне бокал, не удосуживаясь посмотреть в мою сторону своими кристальными глазами. Он показал мне, что выпивка не отравлена. Это все, что мне нужно.
— Хочешь рассказать, почему ты здесь?
Его голос холодный, но все же в нем слышатся нотки веселья. Я делаю глоток обжигающего пойла, на вкус оно кислое, но сладкое на моем языке.
— Что ты имеешь в виду?
— Оглянись, Иден. На пляжный курорт немного не дотягивает.
Я сглатываю.
— Откуда ты знаешь мое имя?
У него хватает смелости улыбнуться мне, как будто его развлечение — это благословение. И я ненавижу признаваться в этом. Но это совершенно неестественно быть настолько непреднамеренно красивым. История моей жизни. В мире тайн и лжи — боли и страданий — меня окружают потрясающие создания, погруженные в мифы и фантазии.
Се7мерка. Колдуны. Даже Люцифер во всем своем великолепном ужасе. Столько ужасающей красоты лежит в этом уродливом черном пятне беззакония. Как будто мне нужен еще один повод, чтобы вспомнить кто я такая — жалкий, хрупкий человек.
— Ты действительно думаешь, что попала сюда случайно? Вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет. Честно говоря, я надеялся, что у тебя будет немного больше самоуважение к себе. Такая досада.
Его ухмылка становится грубой…смертельно угрожающей. Я должна была догадаться, что ослепительный незнакомец больше зверь, чем человек. Может это подарок. Может он вырвет мне глотку и избавит от уготованного мне здесь.
— Надежда удел слабых, — твердо говорю я, а затем делаю еще глоток янтарного напитка. Он не обжигает. Я ничего не чувствую. — Ты ошибся.