— С Франни все хорошо, — ответил Билли. — Она выздоравливает.
— Так говорят?
— Нет, я видел ее. Мы с Тони Донахью приносили ей цветы из теплицы. Теплица — это проект Тони, у него там растут не только цветы. Единственная причина, по которой Франни еще в больнице, — это то, что у нее были, ну-как-это-там-называется, римские роды…
— Кесарево сечение?
— Да, потому что ребенок шел неправильно. Но ничего страшного. Мы навестили ее на третий день после родов, это было седьмого января, два дня назад. Мы принесли ей розы. Думали, что ее нужно немного подбодрить, потому что…
— Ребенок умер? — хмуро спросил Стью.
— Он не умер, — ответил Билли, а потом с большой неохотой добавил: — Пока.
Стью внезапно оказался где-то очень далеко. Он слышал смех… вой волков…
Билли, как бы очертя голову, выпалил скороговоркой:
— У него грипп. У него Мертвая Хватка. Это конец всем нам, так все говорят. Франни родила его четвертого января, мальчик, шесть фунтов одна унция. И сначала все было хорошо, я думаю, все в Свободной Зоне напились от радости. Дик Эллис сказал, что это было как День Победы, а затем наступило шестое, и ребенок… он заболел. Вот так. — Голос Билли стал хриплым. — Он заболел, вот какой новостью я встречаю вас, извини, Стью…
Стюарт протянул руку, нашел плечо Билли и подтянул его поближе.
— Сначала все говорили, что он может поправиться, возможно, это всего лишь обыкновенный грипп… или бронхит… или круп… но врачи сказали, что у новорожденных не бывает таких болезней. Они обладают чем-то вроде естественного иммунитета, потому что они такие маленькие. А оба они, и Джордж, и Дэн… они видели столько случаев супергриппа в прошлом году…
— Что вряд ли они ошибаются, — закончил за него Стью.
— Да, — прошептал Билли. — Ты правильно понял.
— Что за жизнь, — пробормотал Стью. Он отпустил Билла и заковылял по дороге.
— Стью, куда ты идешь?
— В больницу, — ответил Стью. — Я хочу увидеть мою женщину.
Глава 16
Франни лежала без сна при включенном ночнике. Он отбрасывал пятно яркого света на левую сторону чистой простыни, которой она была укрыта. В центре пятна света обложкой вверх лежал роман Агаты Кристи. Франни не спала, но дрема потихоньку окутывала ее. Это было то состояние, когда мысли проясняются и таинственно переходят в сон. Она собиралась похоронить своего отца. Было не важно, что произойдет после этого, но она собиралась вытащить себя из шокового состояния, чтобы сделать это. Акт любви. Когда дело будет сделано, она сможет отрезать себе кусок клубничного пирога. Он будет большим, залитым сиропом, и очень, очень горьким.
Полчаса назад приходила Марси, и Франни спросила ее: «Питер уже умер?». И даже когда Франни спрашивала, время как-то странно двоилось, и она не была уверена, спрашивает ли она о Питере-малыше или о Питере — дедушке малыша, ныне уже покойном.
— Ш-ш-ш, с ним все хорошо, — ответила Марси, но в ее глазах Франни увидела более правдивый ответ. Ребенок, которого она зачала с Джессом Райдером, умирал где-то за четырьмя стеклянными стенами. Возможно, ребенку Люси повезет больше; оба его родителя были иммунны. Теперь Зона отреклась от ее Питера и возложила свои надежды на тех женщин, которые зачали после первого июля прошлого года. Это было жестоко, но вполне понятно.
Мысли ее уплывали, кружась где-то на грани сна, устремляясь на территорию прошлого, в ее сердце. Она думала о гостиной своей матери, где застыло время. Она думала о глазах Стью, о том, как она впервые увидела своего ребенка, Питера Голдсмита-Редмена. Ей снилось, что Стью с ней, в ее палате.
— Франни?
Все шло не так, как следовало бы. Все надежды оказались ложными, такими же фальшивыми, как эти аудиоаниматронические животные в Диснейленде, всего лишь куча железок, фальшивое откровение, фальшивая беременность…
— Эй, Франни.
В своем сне она увидела, что Стью Редмен вернулся назад. Он стоял в дверях ее палаты, одетый в огромную меховую парку. Еще один обман. Но она увидела, что во сне у Стью отросла борода. Разве это не забавно? Она размышляла над тем, было ли это сном, когда увидела стоящего рядом с ним Тома Каллена. И… уж не Кин ли сидит у ног Стюарта? Она подняла руку и ущипнула себя за щеку так яростно, что из глаз брызнули слезы. Но ничего не изменилось.
— Стью? — прошептала она. — О Боже, неужели это Стью?
Лицо его загорело, лишь вокруг глаз оно было белым, наверное из-за солнцезащитных очков. Вряд ли такую деталь можно заметить во сне…
Она снова ущипнула себя.
— Это я, — входя в палату, произнес Стью. — Не щипай себя, дорогая. — Он так сильно хромал, что едва держался на ногах. — Франни, я дома.