Дети не должны страдать, особенно Гед — драгоценное сокровище. Он пополз, а потом встал на едва окрепшие ножки и сделал первые неуверенные шажки, уцепился Лайсве за шею и проворковал птичьим голоском заветное «мама».
В послеобеденный зной они сидели с Хорхором на завалинке у сарая, отдыхая от работы. Гед возился у Лайсве в ногах, щекоча босые пятки. Чистый небесный купол обрамляла щетина сосновых верхушек. Синицы мастерили гнездо на конце толстой ветки, белка несла в дупло орех.
Что-то шуршало в траве. Гед пополз вперёд и замер возле большого ежа. На крупных сизых иголках был наколот сухой осиновый лист, трепетал чёрный нос, внимательно смотрели глаза-бусинки.
Хотя Гед не обладал даром Сумеречников, но видел и слышал Горний мир духов и демонов ничуть не хуже. Обитатели леса льнули к мальчику, защищали его, развлекали играми в прятки и салочки, словно и правда выбрали его своим повелителем. Когда-нибудь он сможет много большее, чем Сумеречники.
— У тебя тоже есть сила, и от Ягини, и от Безликого, — заметил Хорхор, словно не Лайсве читала мысли, а он.
— Только это она управляет мной. Я мчусь по бурному течению и жду, когда меня вынесет на острые камни, — усмехнулась она, наблюдая за сыном.
Он попытался сорвать с ежа листик и укололся об иголки.
— Ай-яй! — закричал Гед. — Бо-бо!
Зверёк засопел и свернулся клубком. Гед засунул палец в рот и торопливо потопал к маме.
— Так может в этом и дело. Твоя сила похожа на тебя в своей необузданной свободе, — наставлял Хорхор. — Её нельзя приручить, ею нельзя управлять, можно только довериться, обогреть любовью и поплыть по течению. Тогда она вознесёт тебя к Девятым небесам.
Лайсве обняла себя руками:
— Я столько раз ошибалась и доверяла не тем людям, столько раз меня предавали. Надо мной насмехались и презирали, говоря, что я сама виновата в своих несчастьях и в том, что несчастливы мои близкие. Мне даже желали мучительной смерти под ножом мясника.
— А как же Гед?
Малыш вцепился ей в колено и дёрнул за платье, показывая, что голоден. Отлучение от груди шло своим чередом, он уже почти не требовал, только сегодня из-за ссоры с ежом бросился искать привычную защиту. Лайсве ему уступила.
— Думаете, он меня любит?
— Каждый ребёнок любит свою мать, по крайней мере, пока в ней нуждается. Какой бы она ни была.
Лайсве улыбнулась, гладя сына по соломенным вихрам.
— Поэтому я сражалась за него так отчаянно. Как хорошо, что здесь никто меня от него не отвлекает и не может обидеть!
— Нельзя навсегда закрыться от мира, — возразил шаман. — Для Геда Ирий скоро станет мал. Не обрекай его на одиночество.
Лайсве вздохнула:
— Что ж, значит, когда-нибудь мы вернёмся и будем терпеть несносное людское общество, но до тех пор я даже думать об этом не желаю!
— Всё же попробуй ощутить гармонию внутри себя и услышать собственный голос. Он точно не будет врать, — продолжал советовать Хорхор. — В Ирие это сделать намного проще. Быть может, ты поймёшь, что все твои ошибки не ошибки вовсе, а твой путь к своей судьбе, где никто до тебя ещё не бывал.
— Нетореная тропа к Безликому?
Хорхор добродушно улыбнулся:
— Просто верь себе, верь в себя, и всё получится.
Шаман учил Лайсве языку лесных духов и Первостихий. Она присматривалась и прислушивалась к предзнаменованиям, значения которых не закрепились в человеческом языке. Постичь их суть удавалось лишь по наитию на краюшке угасающего во сне сознания. Это знаки привели Лайсве к Ягине.
Та, оказывается, наблюдала за размеренным течением их жизни всё это время. В платье из синих мотыльков она показала Лайсве танцы, которые тоже не подчинялись никаким правилам. От взмаха рукавом бежали по сухой земле ручьи, поя её жизнью. Если нарисовать в пыли круг пальцами ног, в нём прорастали целебные травы. Встряхнёшь головой — зашумит в ответ лес, покажутся грибы, созреет лещина.
Лайсве пела под шёпот листвы и скрип стволов на ветру, вторила соловьиным переливам, крикам кукушек и басовитому уханью сов, мерному стуку дятлов, тоскливому волчьему вою и грозному лосиному рёву. Движения и слова приходили сами из глубин души или даже мироздания. Босые ступни утопали в густом мху. Лес расцветал ландышами и подснежниками, ромашками и васильками, чабрецом и зверобоем. Как же сладко пахли травы! Шевелились деревья и журчали ручьи, подтанцовывая и радуясь вместе с Лайсве.
Выползали на поляну ужи, чтобы посмотреть на диковинное действо. Седые лесовички с локоть ростом выглядывали из-за деревьев. Плоские, как блины, головы перекатывались по плечам, стрекотали щербатые рты с чёрными зубами. Духи сбегались к Лайсве и облепляли со всех сторон. Они ухватывались за её юбку и забирались на плечи. Поначалу трудно было удерживать равновесие вместе с ними, Лайсве запиналась и кого-то роняла, но вскоре приноровилась и перестала их замечать.