Нет, не-е-ет, или да, но уже без разницы. Он совершил ошибку, бесчисленное множество, но если что-то можно исправить, то он будет бороться до последнего вздоха.
— Верните её!
— Зачем? Я даже убивать тебя не стану. Будешь моим мужем, — Хэрриет приобняла Микаша со спины, щекоча кончик его уха языком. — У тебя великая судьба. Когда мир изменится, я тоже хочу оказаться на гребне. Я сделаю тебя не просто предвестником и слугой, а уподоблю нам, сиятельным и высшим.
Нет, от «высших» уже тошнит!
— Верните её немедленно! — глухо зарычал он.
Последние мгновения вместе с Лайсве проносились перед глазами. Зачем он ножом резал её сердце, выдавливая как можно боли и крови? Зачем противоречил себе? Зачем уничтожал то, что было так нестерпимо дорого? Зачем обратился в чудище, каких всю жизнь презирал? Да, он виноват и злился на себя в первую очередь. Микаш не пускал себя к ней, потому что боялся причинить ещё больше страданий. Но как же глупо, боги, как глупо отдавать её без боя поганому сопернику!
Ненависть ослепляла. Ярился внутри демон, скрёбся об рёбра. Микаш выпустил его, как когда-то, когда выбирать было не из чего и просто хотелось отомстить.
«Пускай я умру сегодня у твоих ног, но в смерти загляну тебе в глаза в последний раз!»
— Верни её, иначе…
Человеческий голос пропал, тело охватила дрожь, в ушах набатом застучала кровь. Ни боли, ни усталости уже не чувствовалось. Страх и тот умер.
Уот зашипела, затрепетал раздвоенный язык:
— Ты не посмеешь, жалкий смертный!
С громким хлопком она обратилась в дракона. Вытянулось в длину змеиное тело, крупные чешуйки переливались красным, на хребте вздымались острые костяные гребни, раздувались мощные ноздри, пучились рыжие глаза, щерилась зубастая пасть.
Микаш бросился на драконицу. Раз не человек, то можно всё: резать, кромсать, рубить, упиваться запахом крови и азартом битвы. Не щадить, не жалеть и не сдерживаться, пока сам не рухнет замертво… к ногам Лайсве.
Драконица со свистом заглотила воздух. Из пасти вырвался огонь. Микаш увернулся и заскочил ей под голову. Меч по рукоять вонзился между чешуек в нижнюю челюсть. Драконица взревела и отбросила Микаша к стене. Взвился столб пламени. Микаш снова отшатнулся. Следом ещё один всполох и ещё. Микаш петлял вокруг языков огня, не чувствуя жара. Нужно найти выход.
Драконья морда атаковала молниеносными выпадами. Стоило ускользнуть, как из дымной пелены стегнул шипастый хвост. Микаш налетел на стену и ударил по ней кулаками, мечом. Замахнулась когтистая лапа. Микаш кувырком ушёл в сторону и, поднявшись на ноги, снёс драконице коготь. Тварь заверещала. Микаш подхватил трофей и снова бросился к стене.
Выпад, сверху, снизу, наискосок, с разворота. Лапы, морда и хвост молниеносно сменяли друг друга. В голове ни мысли о проигрыше. Жажда возмездия затопила всё.
Полыхнуло. Микаш пригнулся. Пламя обуглило стену. Микаш мечом отбросил головешки, прислушиваясь, чтобы не пропустить атаку.
Снова огонь! Микаш нырнул в дыру.
Дохнуло жаром. По стенам побежали алые трещины, пористый камень плавился и стекал раскалённой лавой. Попадая на одежду, она прожигала плоть до самых костей. Микаш бежал по горящим ступеням вверх. Выход там, а не внизу, как казалось раньше. Так говорил демон внутри.
Драконица неслась следом. Огонь жарил отовсюду, словно в кузнечном горне. Чем больше Микаш горел, чем больше облазила с него плоть и обугливались кости, чем больше гасло человеческое сознание, тем легче становилось двигаться. Высвобождался его дух — чернее безлунной зимней ночи.
Драконица и Мрак мчались всё выше, яркий рыжий огонь и беспроглядная тьма. Враги злы и ненасытны, их неистовство могло уничтожить мир, если бы он существовал за пределами полыхающей бездны.
Красная лава с чёрными лоскутами растекалась лужами и озёрами. Рыжие брызги разлетались повсюду. Они уже не жалили. Человечье — всё, что могло болеть и гореть, обернулось прахом.
Смерти нет. Умерев, ты продолжаешь бороться и бежать. Есть ли хоть какой-то конец? Замечают ли его умершие? Или хлоп! И всё. Ты не успеваешь ничего сообразить. Не видишь света в конце тёмного и узкого, обжигающего тоннеля. А на пятки уже наступает крылатая погибель.
Хорошо или плохо это несуществование без агонии? Ничто, которое не чувствует и не болит?