Но нет, сердцевина, человечья или демоническая, не желала мириться со смертью. С властью богов над собой и над жизнью близких — тоже. Микаш не отдаст своё сокровище без боя. Даже если нельзя поквитаться с Безликим, то всю ненависть можно излить на драконицу.
Микаш отринул боль и страх. Хищный Мрак слетал с него и пожирала огонь. Лава обращалась в пепел. Стены осыпались, пористые камни падали на драконицу. Она рвалась, визжала, пытаясь добраться до Микаша. Но как только темнота потянулась к ней, Уот в ужасе отпрянула.
Микаш расхохотался. В горле першило то ли от гари, то ли от смеха. Но как хорошо!
Он снова оказался в детском кошмаре, навеянном предсказанием белоглазой вёльвы. Раненые небеса плакали кровью. Она текла по его дымящемуся телу, впитывалась, придавая сил и жизни. Огонь, что пробрался глубоко в него, изливался наружу. Гудящее пламя неслось по степи, как взбесившийся табун, сметая всё, виновных и безвинных разом. Люди ужасались, люди стенали. Вился над головой сокол и проклинал его, пока пламя и Мрак не пожирали сизые крылья.
Микаш снова хохотал, запрокинув голову к Безликому. Хохотал так, что болели бока. Не было больше преград для этого безумного ликования. Оно смело колдовские покои и пробило дыру в стене. Только это оказалась не стена вовсе.
Пахнуло в лицо свежим воздухом. Микаш перемахнул через отверстие в живой плоти. Ого! Да он же с Уот носился по чреву ещё одного огромного дракона! Точно, Нидхёгг вовсе не замок, а имя твари из легенд!
Цвета остывающей лавы, его чешуйки окаймляла алая полоса. Из дыры в животе сверкали ненавистью глаза Уот. Нидхёгг кряхтел и стенал, поднимая ветер кожистыми крыльями. Они закрывали собой весь мир. Несколько неловких движений, и дракон побежал прочь. Затряслась земля. Нидхёгг поднялся в воздух и скрылся за облаками. Пропал запах гари и злобная богиня.
Микаш выдохнул. От него исходил пар. Плавился снег под ногами. Мороз остужал тело, но недостаточно: Лайсве ещё не нашлась. Впереди стеной встал терновник. Ели словно живые наступали со всех сторон, выли голодные волки, рычали лесные демоны.
Ну уж нет! Он не сдастся после стольких мучений, после того, как потерял всё, даже человеческий облик.
«Чего вы хотите? Я один из вас! Я худший из вас, опаснейший и смертоносный. Я разорву любого, кто станет на моём пути».
Лилась из чащи нежная песня — её. В ней голоса леса и ветра, гор и океана, в ней оживали древние сказания и даже невозможное казалось реальным. Падали, искрясь в лунном сиянии, снежинки. Метель сплеталась в силуэт Лайсве. Она кружилась грациозно, манил за собой стройный стан, протянутые руки. Туда, за терновую стену.
Лайсве — там? Этот мерзкий лес спрятал её нарочно?! Что говорила драконица? Если бы Микаш пожелал по-настоящему, то нашёл бы жену в тот же миг. Так теперь он желал, как никогда раньше!
«Слышишь, демонов лес? Слышишь, метель? Слышишь, огонь? Слышишь, проклятый Безликий?! Ничто меня не остановит!»
Микаш бросился на стену, шипами хлестнули его тернии. Угольный панцирь потрескался. Чёрные куски опадали с него и налетали на хищные отростки. Мрак убивал живое.
«Пожирайте мою темноту! Подавитесь ею! Мраку не страшно, он не знает слабости и боли».
Микаш стал им — безымянным духом возмездия. Вихрь снежинок обозначил цель. Микаш уже пробился сквозь драконье брюхо, сквозь огонь и лаву. Что ему лес? Выкорчует весь! Изрубит в щепки, взроет землю. Лишь бы увидеть её в последний раз, сказать…
Пускай отвратительное неистовство на что-то сгодится! Дороги назад уже нет, не быть ему человеком, но пусть только сквозь горечь и разлуку Лайсве услышит:
«Как сильно я люблю тебя!»
Глава 10. Чудище
Был тёплый солнечный день. Геду исполнялось три года. Лайсве с Хорхором смастерили для него лошадку-качалку с соломенной гривой. Мальчик тут же оседлал её и принялся размахивать над головой руками, как кистенём. Избушку долго оглашало воинственное гиканье и смех.
Лайсве напекла блинов с черникой — любимое лакомство сына. Он выхватывал еду из рук и запихивал её в рот. Ягоды давились под пальчиками, а сок тёк из уголков рта, пачкая лицо и травяную рубашку. Гед недовольно кривился, но Лайсве только улыбалась, вытирая его полотенцем.
— Сказку! — попросил малыш в качестве последнего подарка, пока Хорхор убирал со стола и мыл посуду.
Они уселись на лавку, Лайсве пригладила соломенные вихры сына.