Заложные покойники боятся огня и серебра — пронеслось в голове. Вейас замахнулся на передних факелом — полетели искры. Огонь прихватил тухлую плоть. Орда дрогнула, зарычала.
Упыри двигались медленно, неуклюже вытягивались когтистые лапы, что были раньше человеческими руками. Вейас увёртывался и обрубал их мечом. Брызгала гнилая кровь, хрустели кости. Как жаль, что в фехтовании он так сильно уступал своему знаменитому зятю. Отбился бы тут маршал Веломри? Или даже для грозного победителя пифона это оказалось бы слишком?
Рычали, скрежеща челюстями, псы. Но нападали упыри исподволь, словно стремились задержать, а не убить. Снюхались с одержимыми? Разозлить бы их так, чтобы разодрали. Лишь бы к врагам не попасть, не подставить сестру. Лайсве!
Вейас описывал вокруг себя клинком стремительные дуги. Упырь за упырём отлетали с пути, но на их место становились новые и закрывали своими телами выход.
Тяжёлое дыхание сдавливало грудь, мышцы каменели от усталости. Между суматошными ударами сердца Вейас посылал ментальный зов. Его тягучие волны разносились от силы на пару вёрст. Последняя отчаянная попытка, и послышалось слабое эхо от других Сумеречников: «Не поможем! Сами гибнем!»
Тонкий луч утренних сумерек пронзил орду. Затеплилась надежда. Ещё немного продержаться осталось!
Но нет.
Из рук выбили факел, а потом и меч. Схватили так, что не получалось даже пошевелиться. Демоны! Надо было перерезать себе глотку, а не трусить, как трусил всю жизнь!
Враги развернули Вейаса к себе лицом. Он бессильно обвис у них на руках — слишком долго сражался на пределе, не замечая истощения.
В лазоревых плащах, одурманенные внушением Лучезарные мыслечтецы слепо повиновались чужой воле. Ни одной мысли не теплилось в их взглядах. Вперёд выступил предводитель с разноцветными глазами. В ауре копошились чёрные пиявки одержимости.
— Набегался, цыплёнок? Говорили же, не уйдёшь!
В руке Лучезарный держал колбу со сгустком. Вейас дёрнулся из последних сил.
— Сопротивление бесполезно. Подумай, ты ведь такой умный! На стороне победителей тебе будет гораздо лучше. Ты никогда не останешься один, никто не бросит тебя в беде, ты превзойдёшь всех и в науке книжников, и даже в фехтовании. Только пожелай! Исчезнут сомнения и слабости, будут лишь цели и средства, головокружительный успех во всём!
Лучезарный откупорил колбу. Сгусток с ликованием рванулся наружу. Вейас потянулся к медальону, но его удержали. Дознаватель сжал губы, затаил дыхание и зажмурился, молясь во второй и последний раз в жизни: «Брат мой, Ветер, помоги! Защити её, я беру обратно все нечестивые слова и помыслы! Я не хочу…»
«Наконец, мой мучитель!»
Сгусток впился в уши. Нестерпимой болью выбило дух. Вейас распахнул рот в немом крике. Мрак хлынул в затрепетавшие ноздри, поднял веки и заполнил собой весь мир.
Руки освободились. Вейас замахнулся мечом, неловко переступил ногами. Череду сложных фигур ему никогда не удавалось исполнить как следует. Ледяное лезвие коснулось кожи. Зарокотал рядом грозный голос отца:
— Бестолочь, он и есть бестолочь!
Замерцал тусклый огонёк свечи, зашелестели страницы. Снова ужалил отцовский голос:
— Вы к нему слишком мягки. Какой с него книжник? Бестолочь же!
Лязгнуло оружие. Так хотелось победить, но одно неверное движение, и Вейас рухнул на жёсткий каменный пол. Зарычал белый северный медведь:
— Ты слаб. Тобой управляют эмоции.
Плеснулась вода, вспыхнули ясные голубые глаза сестры, зажурчал нежный смех:
— Кто мы такие, чтобы судить богов? Я уже чистая!
Стукнула об миску деревянная ложка. Оленин, стыдясь, сообщил:
— Государь призывает на службу.
Зашипел сгусток:
— Скажи, и Лайсве будет с тобой! Никто не уйдёт больше из твоей жизни. Ты не будешь проигравшим, ты не будешь один!
— Я… — Вейас набрал в грудь побольше воздуха. — Я…
Огненная лента написала во Мраке его почерком: «Безликий — союзник».
Но почему бог не помог, не уберёг, не защитил?
«Сгусток — враг. Оружие — Л…»
Лайсве… Лайсве. Лайсве!
Конечно, дело вовсе не в ней, не в медальоне и не в письмах! Как можно было так сглупить? Ведь всё настолько просто, что понял бы и младенец!
Нужно кому-то передать. Кому?
«Лайсве! Я хочу увидеть сестру в последний раз!»
Ноги коснулись лужайки за Ильзаром. На опушке леса для близнецов построили белые качели с ажурной скамейкой. Вейаса они не впечатлили, а вот сестре нравилось. Худенькая кроха, её густые светлые волосы доходили чуть ли не до колен. На голове венок из васильков — её любимых полевых цветов. Льняное платье было расшито красным обережным узором. Сапожки из мягкой кожи делали лучшие башмачники Кайнаваса, чтобы она не сбивала свои нежные ступни.