Глава 17. Сладкий обман
За последний год Сумеречники победили в нескольких больших сражениях. Впервые Ойсину казалось, что их дело ещё не проиграно. Чудо не за горами! Чудо, которое рыцари сотворят своими руками и покажут всем, что орден ещё жив и полон сил.
Весной на время сева войска взяли передышку. Как и каждый раз, когда выдавалась возможность, Архимагистр устремился по написанному на клочке бумаги адресу.
Виконт де Планель снимал для себя и Фелиси небольшую, но живописную усадьбу в южном пригороде Ловонида — Чезельтоне. Сложена она была из красного кирпича. Более тёмная черепица украшала покатую крышу, вверх устремлялись прямоугольники каминных труб. С боков дом обрамляли круглые башенки. Увитую плющом террасу поддерживали резные колонны, вздымавшиеся вдоль широкой парадной лестницы. Сквозь большие окна с белыми кружевными занавесками лился тёплый солнечный свет.
На улице шумели ухоженные яблоневые сады, вились между деревьями выметенные тропинки. За горизонт до портового Дубриса, упираясь в скалы у побережья, тянулись поля с затерявшимися посреди них фермами. Этот тёплый край разительно отличался от родного Ойсину гористого севера острова. Только бедность и запустение портили картину.
Опекун вынуждал Фелиси проводить с Ойсином время за приёмами пищи, играть на арфе, гулять по окрестностям в ясную погоду. Гордячка делала это нехотя и доводила Ойсина до отчаяния своей холодностью. Когда он дарил ей цветы, сувениры, сласти и украшения, она благодарила его с лицом снежной королевы. Когда он целовал ей руки или щёки, она колола его ледяным взглядом.
Виконт ни раз намекал, что достаточно одного слова Ойсина, и Фелиси станет его любовницей. Но от мысли, что на его ласки она будет реагировать с таким же молчаливым презрением, делалось тошно.
Раньше никто ему не отказывал. Девушки падали к его ногам, сражённые его славой или титулом. Только была ли хоть капля искренности в их восхищенных вздохах или они так же, как Фелиси, ненавидели его за то, что их вынуждали проводить с ним время?
Но отпустить гордячку Ойсин не мог, пристрастившись к ней, как иные Сумеречники к опию или кампале.
Прошло чуть меньше года с их знакомства. Разгоралась весна, растаял снег, просохла земля. Из усадьбы они вышли в темноте, чтобы встретить рассвет на высоком пригорке и послушать пение первых вернувшихся с зимовий птиц.
В низинах клубился туман. Фелиси куталась в тёплый плащ из валяной овечьей шерсти и избегала взгляда ухажёра, игнорируя его протянутую руку. Ойсин не выдержал и спросил прямо:
— Вы уже отдали кому-то своё сердце?
— Да, и он разбил его, как ненужную стекляшку, — с грустью вздохнула она, глядя на разгорающийся лиловой зарницей горизонт.
— Если он оказался таким негодяем, не стоит о нём переживать. Отдайте ваше сердце мне, и я буду хранить его как зеницу ока.
— Какая короткая у вас память! Именно вы его разбили своей ложью и насмешкой над моими чувствами, — строго выговорила она.
— Видят боги, я просто боялся вас спугнуть, ведь вам так претил мой чин. Но все слова, сказанные мной в дворцовом парке, были искренними. Сколько ещё вы будете мучить меня прежде, чем позволите мне загладить вину?
— Никому ваши мучения не нужны. Что бы вы ни говорили, не быть всемогущим Архимагистром, для которого женщины — лишь игрушки, у вас не выйдет. Вы можете принудить меня к близости, но любить вас я не стану.
— Нет! До вас я не жил по-настоящему, не знал, что такое любовь. Моё чувство к вам не проходит, время не лечит, никакие препятствия, даже ваша холодность, не отвращают меня.
Фелиси усмехнулась:
— Просто ваша гордость задета, ведь кто-то посмел вам отказать. А как только пресытитесь, упорхнёте искать других развлечений. Помочь вам, чтобы вы не бередили мне душу больше?
Она положила его руки себе на талию и опустила их ниже на плотно сбитые бедра. Ойсин прикрыл веки, борясь с искушением. Фелиси поднялась на цыпочки и впилась в его губы настолько страстно, что он забыл, как дышать. Когда она отстранилась, сделалось так больно, будто от него оторвали родную часть.
— Здесь недалеко есть заброшенная пастушья хижина. Возьмите меня там, как простолюдинку, и покончим с этим! — выплюнула Фелиси ему в лицо.
Ойсин сжал её ладонь и повёл на вершину пригорка. Ещё не обрётшее чёткие контуры солнце красило клубившуюся внизу дымку в холодное золото. Сыростью пахла невспаханная земля. Так тихо, умиротворённо и таинственно, что тянет в груди тревогой: другого шанса уже не будет.