— Не придётся! — отрезал Ойсин.
— Я думала, всё игра, а вы, оказывается, и правда верите в любовь и высокие идеалы.
— Разве же это плохо?
Фелиси указала в освещённый танцующим пламенем угол:
— Смотрите, котелок! Давайте нальём дождевой воды и заварим травы. Я как раз захватила сбор от простуды.
Ойсин кивнул. Как хорошо, что удалось немного растопить лёд между ними.
Котелок оказался целым, а вода набралась почти мгновенно — так сильно лило на улице. Фелиси нашла две глиняные чашки, сполоснула их и засыпала на дно порошок из душистых трав. Сбор пах так сладко, что у Ойсина закружилась голова ещё до того, как Фелиси успела залить сбор кипятком из нагревшегося на огне котелка.
Она вручила одну чашку Ойсину и ударила об её стенку второй:
— Наше здоровье!
— Наше здоровье! — повторил Ойсин.
От соблазнительного вида ему вряд ли удалось бы избежать конфуза. Не стоило портить то, чего он добился с таким трудом.
— Никогда не пробовал ничего подобного, — удивился Ойсин приятному весеннему вкусу.
Напиток не только согревал, но и наполнял тело лёгкостью, даже бодрил.
— Тайный семейный рецепт. Даже если спросите, дядя ни за что не расскажет, — улыбнулась Фелиси, сделав большой глоток. — Интересно, сколько нам придётся ждать?
— Вам так невыносимо моё общество?
— С вами трудно. И страшно.
— Я же обещал, что не позволю себе лишнего!
— Не за вас страшно, а за себя. Вы сильный мужчина, а я лишь слабая женщина.
Фелиси подсела так близко, что хотя Ойсин и не видел, но в полной мере чувствовал жар её тела и фиалковый запах волос.
— Иногда разум кричит «нет», но глупое сердце подводит. Так хочется тепла, которого не даст даже костёр, и лекарства от одиночества, которого нет в лживом высшем обществе.
Фелиси схватила его за подбородок и повернула к себе голову. Он не удержался, оглядывая её от изящных стройных ножек до тонких резных плеч и точёной шеи. Красавица обхватила его и поцеловала дерзко-глубоко. Как же приятно!
— П-пожалуйста, я же обещал шёлковые простыни!
Ойсин достал из-за пазухи обручальный браслет и надел ей на руку.
Хризолитовые глаза соблазняли кошачьей улыбкой. Фелиси потянулась за широким плащом Ойсина и расстелила его на соломе.
— Пускай нас поженит эта буря, дождь и ветер призовём свидетелями, и спальней послужит эта ветхая хижина, а солома и плащ — шёлковыми простынями.
Костёр изрисовывал её тело тенями и бликами. Запредельную красоту нельзя было не желать всем своим существом, каждой порой кожи. Ойсин скинул с себя рубаху и подался вперёд, не в силах сдерживаться. Никогда он не испытывал столь затмевающей разум страсти. Пляска любви и жизни поглотила их без остатка.
Они лежали на его плаще, прижимаясь друг к другу. Костёр начал затухать, а буря утихла. Сквозь щели в стенах бил солнечный свет.
— Ну, что, покорили эту гору? — спросила Фелиси разморено. — Теперь и думать обо мне забудете?
— Нет-нет, никогда! — Ойсин притянул её к себе и поцеловал жадно. — Мы вернёмся и поженимся. Сегодня же! Ещё пару удачных битв, и мы вышвырнем единоверцев отсюда. Тогда я увезу вас в золотые дворцы Эскендерии.
— Красивая сказка, — Фелиси выбралась из его объятий и принялась одеваться, а ему так не хотелось уходить.
Это не сказка, он претворит её в жизнь!
Архимагистр облачился следом и залил костёр остатками воды в котелке. Рука об руку любовники отправились в обратный путь к сияющей в небе радуге, шлёпая по полноводным лужам.
Солнце уже миновало зенит, поднимался прохладный ветер, когда они вернулись к усадьбе. На дороге стояло несколько экипажей с гербами ордена, возле коновязи переминались с ноги на ногу поджарые верховые лошади.
— Похоже, за вами приехали, — заключила Фелиси.
Ойсин тихо выругался. Они поспешили в дом. Старый слуга встретил их в прихожей, забрал плащи и проводил в гостиную, где Архимагистра уже ждали.
Светлая комната была убрана в молочные тона. У большого окна стоял круглый стол, застеленный кружевной скатертью, обрамлённой пышными кисточками. Посреди неё в расписной вазочке благоухал букет свежих первоцветов. Ещё утром Ойсин пил здесь травяной отвар вместе с Фелиси, а виконт развлекал их рассказами о курьёзных случаях из своей целительской практики. Ойсин с Фелиси не слушали, кивали невпопад: он мечтал о ней, она бросала на него задумчивые взгляды украдкой, которые он никак не мог разгадать.