Теперь за столом сидели члены Малого Совета: Великий маршал, Канцлер и Церемониймейстер. В серых дорожных костюмах они выглядели неуместно мрачно посреди уютного мирка загородной усадьбы.
— Где вы пропадали? Эта буря… Мы уже трубили тревогу, что вас похитили и убили! — укорил Ойсина Церемониймейстер, обернувшись на его шаги.
— Я не ребёнок и способен о себе позаботиться! — рыкнул тот, стыдясь показывать свою слабость Фелиси. — Что стряслось?
— На юго-западе в устье Северины собирается большая армия единоверцев. Нужно разбить их до того, как сюда подоспеют Лучезарные из Веломовии. Вы должны вести рыцарей в победоносное наступление, — объяснил за всех самый спокойный и выдержанный Маршал.
Ойсин вздохнул. Мэтры явно не подождут, пока Архимагистр будет искать жреца и произносить клятвы.
— Позовите хозяина и писаря! — велел Ойсин слуге, ухватив собиравшуюся улизнуть Фелиси.
Виконт де Планель подоспел через пару мгновений, запыхавшись. Писарь, причём из ордена, прибежал следом.
— С вашего разрешения, я хочу объявить о твёрдом намерении взять в жёны вашу подопечную, — громко обратился Ойсин к виконту.
— У вас есть моё разрешение, — тот церемониально поклонился.
В глубине его тёмных глаз мелькнуло сожаление и даже испуг, но тут же исчезло, как бывает у тех, кто привык вращаться в высшем обществе.
— Фелиси? — Ойсин погладил тыльную сторону её ладони.
— Как угодно господину Архимагистру, — она встала на носки и поцеловала его в губы.
— Напишите бумагу. Вы все будете свидетелями, — отдышавшись, Ойсин обвёл взглядом Сумеречников.
Церемониймейстер поднял глаза к потолку, Канцлер смотрел с явным осуждением, а Маршал едва заметно морщился. Ну, нет, Ойсин покажет им, что у него есть характер и собственные желания, с которыми нужно считаться!
Писарь составил договор очень быстро. Пробежавшись по бумаге глазами, все собравшиеся подписались.
Сумеречники поспешили за порог, торопя Ойсина нетерпеливыми взглядами. Фелиси последовала за ним. У нижней ступени лестницы он замер, подыскивая слова для прощания. Оруженосец подвёл к нему коня. Жеребец долбил землю копытом и грыз удила в нетерпении.
От неловкости спасла сама Фелиси — поцеловала жениха и прошептала:
— Возвращайтесь, я буду ждать!
— Как только мы победим, а это будет очень скоро. Безликий с нами! — заверил её Архимагистр и вскочил в седло.
Конь затропотал за отбывающими собратьями. Ойсин повернулся всем телом и не мог оторвать взгляд от точёной фигуры. Фелиси махала платком, пока расправившие молодую листву яблони не скрыли её из виду.
Ойсин вернётся. Они будут счастливы вместе. Обязательно!
Строительство закончилось в срок. Гэвин пожелал увидеть оракул собственными глазами, посему Жерарду пришлось сопроводить его в катакомбы.
Холодные сырые тоннели вились под городом муравьиными норами. Ближайший к оракулу вход располагался в подземелье королевского дворца, но строительные материалы носили не через него, а через потайное место за городом.
После работ мыслечтецы стёрли память всем, в том числе и себе. Кроме Жерарда и Гэвина об оракуле знали разве что вёльвы.
В их круг набирали женщин-ясновидящих, когда те достигали зрелого возраста. Кандидатки соревновались в мастерстве владения даром и должны были показать чудеса мудрости, выдержки и прозорливости. Победившая посвящалась во служение богине морской пучины Седне, её глаза навсегда застилал белый полог, лишая зрения. С тех пор она не принадлежала себе, а лишь вещала волю богов. Что видела одна вёльва, скоро становилось известно всем.
В народе вёльв называли горевестницами и боялись больше Сумеречников, потому что старухи показывались людям лишь перед великими бедствиями и потрясениями. Несмотря на внешнюю неповоротливость, обнаружить вёльв получалось только тогда, когда они сами этого желали.
Горевестницы предложили Жерарду свои услуги. Они почувствовали, что оракул — единственный шанс выстоять в надвигающейся буре. В их разум не могли проникнуть даже Лучезарные мыслечтецы. Посему вёльвы стали хранительницами Норн и передавали весточки от оракула в Компанию.
Дежурная вёльва ткала пряжу из бараньей шерсти у источника, где плавали Урд и Скульд. Это ритуальное действо ещё теснее связывало Норн с полотном мироздания. В состоянии вечного транса, между снами и бодрствованием, они дрейфовали на дне бассейна, бормоча что-то неразборчивое. Когда Норны всплывали на поверхность, их речи становились более осмысленными и складывались в божественные откровения.