Королевский садовник докладывал, что дуб перестал плодоносить в тот год, когда Гэвин сорвал свой жёлудь. С каждым днём дуб чах всё больше, уже было понятно, что его не спасти. Ещё пару лет, и Лесли должен будет срубить его, лишь бы ему хватило сил.
Гэвин судорожно вздохнула, проведя рукой по напряжённому до морщин лицу. Как же жутко, когда казавшиеся несуразными легенды оживают на твоих глазах, и ты становишься их главным героем и злодеем одновременно. Пришёл час расплаты.
Гэвин накинул плащ на белый дублет и зашнуровал сапоги. Слуги уже возились с лошадьми и поклажей. Оставалось только проверить оружие.
Заскрежетали в камине плиты, разъезжаясь в стороны. Открылся потайной ход, замерцал в темноте факел, обрисовав знакомый силуэт. В кабинет шагнул король Лесли. Волосы растрепались, глаза лихорадочно блестели.
— Я всё слышал! Вы… вы точно решили ехать? — Лесли с трудом выдыхал слова, словно говорить мешал ставший горле ком.
— Точно, мой мальчик. Вот предложение единоверцам и Лучезарным о мире. Вы принимаете их веру, как государственную, даруете их представителям привилегии и изгоняете Сумеречников с острова в обмен на то, что они сохранят ваш трон.
— Но брататься с ними… — замотал головой король.
— Это единственный шанс удержать власть. Вспомни, как погиб твой отец. Священная династия Хассийцев-Майери не может потерять авалорский трон, иначе конца света не избежать.
— Но без вас я что слепой котёнок! Прошу! Я не смогу смотреть на эту расправу спокойно!
— Тише, — Гэвин обнял воспитанника по-отечески. — Мы должны быть смелыми и делать то, что велит долг. Тебе долг велит срубить сгнивший дуб и продержаться до прихода Вечернего всадника. — Советник отпустил короля и выправил воротник рубашки из дублета: — Сумеречники хотят божественной воли — они её получат!
— Но как я его узнаю? — не отступал Лесли.
— По глазам. Как только ты заглянешь в них, тебе всё станет ясно.
Король сглотнул.
— Не плачь обо мне и защити наше королевство и моего сына. Это всё, что ты можешь сделать.
— Конечно, всё ради семьи! — Лесли ударил себя в грудь и поднял кулак вверх в ритуальном жесте. — Я… я продержусь!
Гэвин поцеловал его в лоб и направился к конюшням. Король Лесли не отставал ни на шаг и долго смотрел, как Гэвин мчался на белом жеребце прочь от королевской резиденции.
Успеть бы! Лишь бы успеть!
Первые бои окончились очень удачно. Сумеречники разбили несколько отрядов единоверцев, и те в страхе бежали к морю через прожорливые топи Астальшир Мур.
— Прочь со Священного острова! — выкрикивали рыцари вместо традиционного боевого клича «За Безликого! За Мунгард!».
Конница преследовала и безжалостно добивала бунтарей. Сумеречники решили, что схватка выиграна. До моря оставался дневной переход, а там уже можно праздновать победу. После неё люди снова будут чтить орден, а не вести себя так, словно он уже пал.
Небо хмурилось с утра. К обеду начал накрапывать мелкий дождь. Земля разлезалась и чавкала под копытами, кони оставляли глубокие напоённые водой следы. С узкой тропки, что вела между высокой травой, воины старались не сходить и растянулись цепочкой по двое-трое.
Только ступив на твёрдую землю, рыцари собрались в плотный строй. На другом конце обрамлявших долину болот показался враг — оборванцы в серых лохмотьях. Единоверцы не могли даже разогнуть спины от страха.
Вознеслись в небо бело-зелёные стяги Сумеречников, запели боевые горны. Выставив вперёд копья, помчались всадники. Подзуживали крики: «Забудьте о милосердии! Не щадите врага! Кто демонам поклоняется и за них сражается — не человек больше!»
Ойсин вёл воинство в наступление, первым среди равных, бесстрастно наблюдая, как сокращается расстояние до врага. Со стуком копыт и барабанной дробью сливались удары сердца.
Пятьсот ярдов, четыреста, триста. Кони скакали всё шире, стелясь низко над землёй. Свистел в ушах ветер, дождь заливал за шиворот, но в предвкушении битвы от тела исходил такой жар, что холода не ощущалось.
Мелькнул на грани внутреннего зрения призрак опасности. Сердце ёкнуло, сбивая дыхание.
«Что-то не так»! — завопило чутьё.
«Нет, сейчас уже не остановиться, сомневаться нельзя», — уговаривал разум.