Ремез, хозяин гостиницы и командир Хаганы в городе, нервно шагал по кабинету Ари. Сазерленд спокойно дымил сигарой в углу.
— Я тебя слушаю, — сказал Ари наконец.
Ремез оперся рукой о письменный стол.
— Мы решили остаться в городе. Будем драться до последнего. Мы это решили твердо.
— Что ж, я рад.
— Только нужно оружие.
Ари вскочил. Двадцать раз на дню ему приходилось слышать эту просьбу.
— Сазерленд, молитесь Христу, ты, Ремез, молись Конфуцию, а я помолюсь Аллаху. Может, тогда винтовки посыплются на нас, как манна небесная.
— Вы доверяете майору Хоксу? — спросил Сазерленд о начальнике британского гарнизона.
— Хоке всегда относился к нам дружественно, — ответил Ари.
— В таком случае, — продолжал Сазерленд, — может быть, вам следует послушаться его совета. Он гарантирует помощь при эвакуации. Он считает, что после вывода войск начнется чудовищная резня.
Ари глубоко вздохнул.
— Хоке не сказал, когда он собирается вывести своих людей?
— Он еще сам не знает.
— Покуда Хоке в Сафеде, мы в относительной безопасности. Арабы не посмеют затеять что-нибудь серьезное, пока англичане здесь. А там, может быть, что-нибудь изменится к лучшему.
— Возможно, Хоке и неплохой парень, но ведь приказ есть приказ, — заметил Сазерленд.
— Арабы уже стреляют из засад и нападают на автоколонны, — сказал Ремез.
— Вот как? — с издевкой спросил Ари. — А ты уже сразу в кусты?
— Ари, — с обидой в голосе ответил Ремез. — Я родился в Сафеде, прожил здесь всю жизнь. Я не забыл вопли, которые неслись из арабских кварталов в двадцать девятом году. Мы не представляли, что это значит, пока толпа не обрушилась на наши дома. Я и сейчас словно наяву вижу, как бедных каббалистов выволакивали на улицу и отрубали им головы. Я был тогда мальчиком. Те же вопли мы снова услышали в тридцать шестом году, но мы уже знали, что это такое. Три года подряд мы спасались в турецкой крепости всякий раз, едва в арабском квартале слышали шум. На этот раз мы никуда не побежим. Старики и те не побегут. И можешь поверить мне на слово, Ари, мы не сдадимся легко.
Ари уже пожалел, что заговорил с Ремезом обидным тоном. Решение остаться в Сафеде требовало у всех большого мужества.
— Возвращайся в город, Ремез. Постарайтесь сохранить порядок и спокойствие. Пока Хоке в городе, власть в его руках. А я обещаю снабжать вас чем смогу в первую очередь.
Когда все ушли, Ари сел за стол, на его лице заходили желваки. Что делать? Может быть, когда англичане уйдут, удастся выделить полсотни пальмахников. Все-таки лучше, чем ничего. Но таких Сафедов в стране — штук двести. Пятьдесят человек туда, пятьдесят сюда. Если бы Кавуки и Кадар знали об их отчаянном положении, они бы атаковали Палестину со всех сторон. И остановить их было бы нечем. Ари боялся, что после первой же атаки арабы поймут, до чего плохо вооружены евреи, и это неминуемо приведет к катастрофе.
В кабинет вошел Давид Бен Ами, только что объехавший населенные пункты, расположенные на севере.
— Шалом, Ари, — сказал он. — Я встретил Ремеза и Сазерленда у ворот. Ремез совсем нос повесил.
— Есть с чего. Ну, что новенького?
— Арабы обстреливают Кфар-Гилади и Метуллу. В Кфар-Шолде опасаются, что выступят сирийские села. Везде роют окопы, строят укрепления вокруг детских учреждений. И все просят оружия.
— Оружия! И это ты называешь новостью? Давай лучше о другом. Откуда стреляют снайперы?
— Из Ааты.
— О, с Аатой у меня старые счеты. Мальчиком я возил туда зерно на мельницу, меня пытались избить, — сказал Ари. — Как только англичане уйдут, ударим по ней в первую очередь. Пожалуй, половина людей Кавуки просачивается к нам именно через Аату.
— Или через Абу-Йешу, — ответил Давид.
Ари посмотрел сердито. Давид знал, что ему неприятно это слышать.
— У меня есть друзья в Абу-Йеше, на которых можно положиться, — сказал Ари.
— В таком случае они, вероятно, уже сообщили тебе, что диверсанты попадают к нам через их село.
Ари не ответил.
— Ари, ты не раз говорил, что я проявляю слабость, когда позволяю чувствам брать верх над рассудком. Знаю, эти люди близки тебе, но все-таки ты должен дать понять их мухтару, как следует себя вести.
Ари встал и зашагал по кабинету.
— Хорошо, я поговорю с Тахой.
Давид взял с письменного стола донесения, просмотрел и положил обратно. Он тоже зашагал по комнате, затем остановился у окна, выходящего на юго-восток, в сторону Иерусалима.
Ари похлопал его по плечу:
— Ничего, все образуется.