Штаб первой ударной дивизии Армии обороны Псковско-Великолукского укрепрайона расположился рядом с центральной площадью «Подсолнухов» в одноэтажном кирпичном здании бывшего сельпо. Подъезды к нему блокировались бетонными надолбами, задний двор — мощным трёхметровым забором, увенчанным «колючкой» и сторожевой вышкой. По уровню защиты и огневой мощи штаб АО напоминал крепость и вполне мог выдержать месячную осаду и даже прямой удар артиллерии. Подобные укреплённые штабы-дзоты строились в каждой центральной усадьбе — с них, собственно говоря, и начиналось возведение любого нового узлового поселения. Штабы оснащались подземными бункерами на сто-двести человек, автономными запасами оружия, продовольствия и воды, средствами связи и оповещения и (почти всегда) подземными ходами, позволявшими защитникам при необходимости скрытно уйти в лес. Как и монастыри в мятежной Москве, эти мини-крепости служили последними бастионами, убежищами и укрытиями населения на случай вторжения превосходящих сил противника. Конечно, вся хитрая, многоуровневая система безопасности укрепрайона (разведка, контрразведка, раннее оповещение и проч.) была устроена так, что возможность подобного вторжения, тем паче внезапного, практически исключалась. Но, как говорится, готовься к худшему — лучшее само придёт. Вот и отрабатывались сценарии «худшего», возводились мощные редуты с пятикратным запасом прочности, проводились учения гражданской самообороны, издавались строгие приказы командования АО по укрепрайону: «…в случае захвата противником центральной усадьбы уцелевшим собраться в штабе и держать оборону до прихода подмоги!»
Жёстко? Как посмотреть. Такие приказы шли не от ума — их диктовала сама жизнь, сам дух смутного времени.
Исход представлял собой крайне уродливое, не имеющее близких исторических аналогов социальное явление — потому и способы выживания, продиктованные этой тягучей, то утихающей, то без видимых причин разгорающейся смутой, были далеки от классических. Опыт первых общин показал, что «беспределу» Исхода (отсутствие линии фронта и явного врага, «правил игры» и чёткого планирования) легче и эффективнее противостоять методами мобильной партизанской войны. Первые православные воинские подразделения, по сути, и были стихийными партизанскими отрядами, готовыми в любой момент скрытно и быстро перебазироваться, с ходу вступить в бой или устроить хитроумную засаду. Пригодился, конечно, и опыт таких, как Антон и Крис, ветеранов «горячих точек»: они пополнили дедовский опыт лесной войны современными «штучками» вроде прыгающих мин, электронных «сторожей» и приборов ночного видения. Слава Богу, в современном оружии и технике у православных общин никогда недостатка не было: под их непосредственный контроль с первых же месяцев смуты отошли брошенные властями склады Северо-Западного военного округа, и проблема состояла не в том, как воспользоваться этими арсеналами, а в их защите от мародеров и бандитов.
Постепенно, по мере численного и хозяйственного укрупнения первых общин самостийные и разобщенные отряды партизан начали сливаться в бригады, а затем и регулярные воинские части, взявшие на себя функции народной оборонительной армии: отсюда и название «Армия обороны», и её символ — меч, вонзенный в землю, на фоне восходящего солнца. Впрочем, изменился лишь внешний вид и структура общинного войска. Главное удалось сохранить — дух героизма, инициативы, и высочайшей ответственности каждого командира и бойца за порученное дело. То была в подлинном смысле слова армия нового типа. С одной стороны, она на практике возродила, казалось бы, навсегда утраченные славные традиции непобедимых суворовских чудо-богатырей, на знамёнах которых было начертано «Бог с нами — победа будет за нами!». С другой стороны, возможно, впервые в истории профессиональная армия отбросила, как ненужный балласт, все и всяческие сословные, национальные и прочие различия, все идеологические «измы» — всё то, что в прежние эпохи исподволь, но неотвратимо разъедало основу любой сословной армии, подрывало её победный дух, а потом и сами её победы. Армия ведь это не просто часть общества. Это концентрированное выражение его реального нравственного состояния. Поэтому страсти, во все времена мешавшие людям распознать в себе образ и обрести подобие Божие, жить по Его заповедям, с ещё большей силой действовали в старой армии.
Армия нового типа была в корне иной. На смену палочной дисциплине пришла неизмеримо более надежная и эффективная дисциплина духовная, сознательная. Как следствие, вместо громоздкого «аппарата насилия», каковым является любая военная сила, нацеленная на подавление и захват, община получила в свое распоряжение мощный и эффективный инструмент отражения внешней угрозы.