Мог бы подать голос Сокольников. В канун августовского контрнаступления, помнит Владимир Ильич, Сокольников срочно вызвал в Козлов — штаб фронта — наркомвоена «по чрезвычайным обстоятельствам». Оказалось, командюж Егорьев считает оперативный план Каменева для юга неправильным и, выполняя план, не рассчитывает на успех. Таково мнение и начальника оперативного управления фронта Перемытова. Таково же мнение и самого Сокольникова.
Забил тогда во все колокола Троцкий. Посыпались телеграммы из его бронепоезда, курсирующего между Козловом и Пензой. Совершенно недопустимое положение, при котором план проводится в жизнь лицом, не верящим в успех! Единственный выход — немедленная смена командюжа лицом, которое признает оперативный авторитет главкома и разделяет его план… За два-три дня до начала-то операции! Высунуло голову в нем ретивое — голое администрирование, страсть к скоропалительным перестановкам «как наименее болезненному решению вопроса», нежелание работать с людьми, вникать, убеждать, воспитывать.
Остудили не в меру вспыхнувшего наркомвоена. Политбюро шифром передало по прямому проводу Троцкому п о м е с т у н а х о ж д е н и я, что вполне согласно с ним насчет опасности каких бы то ни было колебаний в твердом проведении раз принятого плана; вполне признает оперативный авторитет главкома и просит его, наркомвоена, сделать соответственное разъяснение всем ответработникам. В добавление к прежним членам Реввоенсовета Южфронта назначили Смилгу, Серебрякова и Лашевича.
Что ж, держится Сокольников, не дергается, не рвется поддержать Троцкого, явно занявшего позу третейского судии. А ведь положение его… ответчика. Двойного ответчика. Как председателя Реввоенсовета Республики, возглавляющего военное ведомство, так и члена Реввоенсовета Южфронта, пробывшего с самой весны непосредственно на том участке. Не умеет Троцкий отвечать, нет. Только спрашивать. А с кого? Готов переложить вину на любого. На одно командование фронтом, на другое, самим же два месяца назад предложенное. Виноват, по его, и ЦК: не вовремя были подосланы из Тулы патроны и винтовки… Теперь наваливается на действующий оперативный план Каменева.
— Мы хотели бы слышать о стратегическом плане, товарищ Троцкий… — напомнил Владимир Ильич как можно мягче — лишь бы не задать тон в прениях.
— Для проверки стратегического плана нелишне посмотреть на его результаты, — откликнулся Троцкий, потуже стискивая на тощей груди руки. — Южный фронт получил такие силы, каких никогда не имел ни один из фронтов. Сто восемьдесят тысяч штыков и сабель! Соответствующее количество орудий и пулеметов. А в результате полуторамесячных боев… мы имеем жалкое топтание на месте в восточной половине Южного фронта, под Царицыном, и тяжкое отступление… гибель частей, расстройство организации в западной половине. Другими словами, наше положение на Южном фронте сейчас хуже, чем было в тот момент, когда командование приступило к выполнению своего априорного плана. Было бы ребячеством закрывать на это глаза.
— Вот именно!
Руки Троцкого безвольно упали. Но это был миг; правая, коснувшись прохладной кожи спинки кресла, тотчас обрела упругость — уперлась; левая знакомым жестом сдернула пенсне. Глаза, пухловекие, блеклые, без увеличительных стекол потеряли холодный блеск, беспомощно затрепетали красными веками, уходя от бокового света.
Владимир Ильич, остро щурясь, выключил настольную лампу, убрал мешающий ему свет: не хотелось упускать выражение лица наркомвоена. Своей короткой репликой, знал он, разбудит в Троцком зверя; сбросит тот маску бесстрастного судии, изломает позу державного владыки, которую обрел в среде военных. Здесь, в совнаркомовском доме, она выглядит просто зловещей.
— Попытки свалить ответственность за состояние армий Южного фронта, дезорганизацию аппарата и прочее… В корне несостоятельны такие попытки! — Троцкий заговорил резко; освободив левую руку от пенсне, дал ей волю; две глубокие складки окружили рот злым овалом. — Не выйдет! Армии Южного фронта ни в каком отношении не хуже армий Восточного фронта. Восьмая, например, вполне равняется Пятой. Более слабая Тринадцатая во всяком случае не ниже Четвертой. Девятая стоит примерно на том же уровне, что и Третья. Армии эти строились одними и теми же работниками… И для всякого, кто наблюдал эти армии в периоды их удач, как и неудач, чрезвычайной фальшью звучат речи о каких-то организационных и боевых различиях Южного и Восточного фронтов. Верно лишь то, что Деникин несравненно более серьезный враг, чем Колчак. А перебрасываемые дивизии с востока на юг отнюдь не оказывались выше дивизий Южного фронта. Это относится целиком и к командному составу. Наоборот, в первый период дивизии Восточного фронта оказываются по общему правилу слабее, пока не приобретают сноровки в новых условиях против нового врага.