Дергают за рукав. Смутил распяленный рот вестового. Сделал два-три глотательных движения — пробился голос:
— …на проводе… Хотынец!..
Сбегая по черному витому ходу, тер уши, силясь снять острую боль в барабанных перепонках. Из Хотынца может только командюж вызывать. Мелькнула мысль, а не Пятаков ли, член Реввоенсовета? Он при штабе Ударной группы…
Прикрывая ладонью свободное ухо, узнал в сплошном треске голос.
— Какая обстановка?.. Что под Орлом?
— Началось… товарищ командюж! Линия ближайшей обороны прорвана… У Куликовки! Бронепоезда! Вот, уже у разъезда!.. Укрепрайонцы начальника гарнизона Ярчевского… слабая преграда. Сдерживает натиск пехота Свечникова… А сколько ее осталось? Вы сами видали…
— А левый фланг?
— Третья и Сорок вторая позиции удерживают. По вчерашней сводке, ночной. А сейчас связь утеряна… С ближней, Пятьдесят пятой… беда, Александр Ильич. Вчера перебежал к белым наштадив Лауриц… А нынче… вот, на рассвете… несчастье с Антоном Владимировичем…
— Я знаю. Станкевич взят в плен… Что с полками?
— В районе полустанка Моховая. Боюсь… уйдут на Мценск.
— Пошли туда человека… Аэропланом. Из штабных… решительного, надежного! С полномочиями начдива. Не дать полкам окончательно разложиться… Золотарево нужно отбить. Ни в коем случае не упускайте управления левофланговой группой. Это облегчит участь Орла.
— Александр Ильич! — сорвался Геккер; оставив ухо, он нещадно ломал пробор на голове, вороша свалянные темные волосы. — И пару часов не удержу город!
— Держи!
— С ночи нет связи и с Ударной группой! Пытаюсь вывести на рубежи реки Кромы… для удара по флангу зарвавшихся корниловцев. Там у меня Пятаков… И от него ни слуху ни Духу!
— Да, Пятаков в штабе Латдивизии. Беспокоюсь за левый фланг Ударной. Девятая совсем оголила его. Отдал директиву… обращаю твое внимание… сложившаяся обстановка требует действительного и прочного обеспечения левого фланга Мартусевича.
— Все потуги начдива-девять собрать части и организовать оборону у деревни Кукуевка и на речке Цон пока успеха не имеют…
— Уж какой успех, Анатолий Ильич!.. Корниловцы у деревни Кукуевка захватили переправу! Только что я получил известия. Противник рвется на Саханскую!..
Взрывная волна с комьями земли, битого стекла отшвырнула командарма к глухой стенке. Отплевываясь, продирая засыпанные глаза, морщась от ушиба в локте, Геккер потянулся к трубке, болтавшейся на шнуре у самого пола. Кроме шороха, ничего не услышал. Не сразу и сообразил, что телефонист, сидевший у стола возле зеленого полевого аппарата, мертв…
Серые фигурки скатываются с насыпи и пропадают в зарослях ивняка. Не помнит, какую ленту опоражнивает, пятую, шестую? И вообще сколько за пулеметом — час, два? Ноют осушенные с непривычки ладони, плечи, пот заливает уставший от напряжения глаз. В прорезь прицела ловит на насыпи каждое движение, нажимает большими пальцами гашетки. Без бинокля не разобрать; душой чует, стреляет напрасно — далеко, — а оторваться не в силах. Ногами отшвыривает мешавшие пустые циновки.
Кто-то положил руку поверх горячего ствола, на прицел. С трудом выпрямил отерпшую спину, разлепил прижмуренный глаз.
Начдив Свечников, что-то говорит; не разобрал сразу — догадывался по понурому виду…
— Лужки оставил… разъезд. Дуром прет! Бронепоездами. Сцепил три, трамвайным способом… Тараном. Все крушит… тяжелыми… Рельсы успели взорвать, мосток…
Непослушные пальцы ощупывали бинокль; сил нет в нывших плечах поднять руки. Да и глядеть нечего. Во-он черная змея, окутанная белыми клубами дыма; ходит взад-вперед, извиваясь Ждет, покуда исправят пути…
— Пехоту еще кое-как сдерживаем по насыпи… А конница пошла обходом… Вот-вот ворвется на вокзал с востока…
— Извини, Михаил Степанович…
Геккер виновато кривил пересохший рот, кивал, давая понять, что и он не видит смысла в своей стрельбе отсюда, с башни; корниловцы на южную городскую окраину не просачиваются, укрываются за курскую насыпь, под защиту бронепоездов. За Окой, с правой руки, тоже идут бои; слышно, пушечная пальба еще у кукуевской переправы через речку Цон. 9-я дивизия отбивается; командюж Егоров получил поспешные сведения…
Спускаясь по визжащим от ветхости ступенькам в потемках, Геккер заливался краской стыда за свою мальчишескую выходку; не командармское дело — стрельба из пулемета. Тем более с водонапорной башни. Бывший однокашник-владимировец давно бы уже снял дальнобойной из передней башни; понимает, мерзавец, и сами без воды высунут языки. А переть им еще во-он, до Москвы!..