— Демьян, а что там с пленным этим… Как его?..
— Азин, ваше превосходительство, — подсказал вестовой, чернобородый дядька с лычками урядника и солдатским крестом, перекладывая с руки на руку вафельное полотенце. — Сбираются увозить на Тихорецкую.
Затея тайной службы полковника Ряснянского не увлекала генерала Павлова; у него свой, чисто военный, альянс с пленным. Контрразведка желала бы склонить красного начдива на свою сторону, если не оружием послужить, то словом. Пустая затея. Добиться бы от него цифр. Цифры — дело важное, нужное.
— Поставь еще один прибор, голубчик, да ступай к коменданту… — попросил генерал, откладывая надкушенный кусочек хлеба с маслом. — Вели привести пленного. Как бишь его величают по батюшке?.. Вызнай там заодно.
Генералу Павлову перевалило за пятьдесят. Возраст для военного, особенно строевого, критический. Прыгать в седле, летать с обнаженной шашкой в атаку не по силам — огрузнел, обмякли мышцы, душа опустилась на землю, сложила крылья. Нет полета, нет вдохновения. В Персии еще собирался в отставку, после юбилея. Но не бросишь же горящий дом. Тем более доверили лучшие донские конные части — 4-й и 2-й корпуса. Доверие надо оправдывать.
На возню у порога генерал тяжело повернул седую голову, мешала полная шея. Надел на мясистую переносицу золотое пенсне. Прежде чем разглядеть у двери человека, изнеженными ноздрями уловил запах несвежего белья, грязного тела. Поколебался, приглашать ли к столу, как намеревался. Может, просто посадить поближе, к окну — видеть бы лицо.
— Присаживайтесь… — неопределенно кивнул генерал; заметив, что тот, шагнув от порога, оглядывается вдоль стен, на какой стул сесть, уточнил: — К столу прошу… позавтракать.
— Время моего завтрака, генерал, прошло. Завтракаю я в пять. Сейчас примерно восемь… Развиднелось уже.
— И вас… кормили?..
— Пока нет.
Пленным занимаются штабисты; он, Павлов, присутствовал на одном из первых допросов. Среди ночи, при ламповом свете, показался старше своих лет, усики старят и густой обветренный голос. А ведь мальчишка, более чем вдвое моложе его. Должность тоже генеральская — начальник дивизии. Да и вообще все командование у красных моложе. Новому командующему Кавказским фронтом, слышал, двадцать пять! Бывший поручик. Такое открытие покоробило генерала.
— Владимир Максимович… вы офицер… Что вас привело к большевикам?
Азин, взяв за спинку резной громоздкий стул, оттащил на середину комнаты, сел. Ранен, что ли, подумал Павлов, следя за каждым его движением. Так не докладывали.
— Вы, генерал, с кем-то путаете меня. Я не Максимович… Я не офицер… Ответы на эти вопросы уже давал вашим служащим. Что касается последнего… Окажись вы на моем месте…
— Слава богу, я не на вашем месте… — Оплывшее лицо генерала осталось каменным. — В ваших личных вещах обнаружен листок… служебная анкета, как у большевиков называют… Короче, послужной список офицера. Вы собственноручно заполняли… Владимир Максимович Азин… Штабс-ротмистр. Как изволите понимать?
— Отчество мое Мартынович. И никакой я не «штабс»… В царской армии служил рядовым.
— Н-да… все-таки… листок заполняли вы.
— Понимайте как баловство.
— Ба-а-ловство-о?.. — пышные рыжие брови генерала поползли на лоб. — У нас, в белой армии, за подобное «баловство» предают суду. Самозванство это называется. А впрочем… вам, Азин, мы можем предложить и больший чин. Дивизию, сами понимаете, сразу не доверим… Полк я дам… кавалерийский. Вы конник, я слышал, заядлый. Ваш ведь и конь в плену.
Гримаса боли исказила остроносое тонкое лицо пленника. По жесту левой руки Павлов понял, что боль у него в бедре.
— Вы ранены? — участливо спросил он.
— Давнее дело… Растревожил. Когда с лошади упал.
— Я велю доктора…
— Генерал, не тяните волынку. Расстреляйте.
— А почему… расстрелять? Вы молоды. Жить да жить… Вас ее устраивают мои условия?
— Не устраивают. Полком я командовал в восемнадцатом. А нынче весна двадцатого…
— До весны еще надо дожить.
— Вот именно. Я лично не собираюсь. Но не доживете и вы, все белое движение. Еще напор — Красная Армия сметет вас, вышвырнет в Черное море.
— Туман у вас в глазах, Азин. Вы оглядитесь хорошенько, кто идет за большевиками. Всякие инородцы, вроде китайцев, прибалтов… Русский народ не приемлет революцию, она чужда ему…