Сидорин отвалился на стуле. Потер ладонями приятно покалывающие, отходившие от холода щеки, покряхтел довольно, согретый изнутри божественным напитком.
— Умеешь чаи заваривать, Алексей Михайлович. Наслышан, наслышан…
— В Персии пристрастился.
— А вы… инородцы, — усмехнулся Сидорин, оттягивая момент, когда он скажет, ради чего прилетел. — Китайцы, прибалты… Смешно! Волею божьего народ русский скинул монарха. Кстати, той трехлинеечкой, кою он сам вручил ему в четырнадцатом…
— Владимир Ильич, ради бога, пощадите меня… — взмолился Павлов, завозившись на стуле. — Вы знаете мою приверженность к покойному государю императору…
— Знаю, Алексей Михайлович, и щажу. А доказательство тому — мое доверие к вам. В самый тяжкий час для Дона и для России я вас назначил на место Мамантова… Доверил лучшие в Донской армии корпуса! Это о чем-то говорит. Вы знающий кавалерийский командир, «спец», как сказали бы большевики. Не думайте, Дон не обеднел… Среди казаков предостаточно достойных военачальников, кто мог бы возглавить мамантовцев, с боевым опытом, рубак. Я не такой уж и казакоман, Алексей Михайлович, каким хотят меня представить высшему свету иные из Особого Совещания. Родина моя — Россия, Великая Россия. Ей служил и служу. Но монархию… как форму правления не приемлю. Изжила она себя. Да, да, Алексей Михайлович. Она-то, монархия, и довела Россию до революции. Ничего дурного в революции нет… имею в виду мартовскую… Император Николай отрекся в пользу прогрессивных, демократических сил обновленной, омоложенной России. Господа гучковы да милюковы, русские апостолы свободы и демократии, не смогли по-хозяйски распорядиться дарованной народом властью. Такая каша заварилась!.. Большевики стряхнули их, временных, как ветхую рубашку с плеч.
— Я, как вы знаете, был те годы вне пределов России… Не могу судить.
— Считаете, что этим самым спасли свой мундир? — Сидорин опять потянулся к большому расписанному восточным орнаментом заварному чайнику. — Напрасно, Алексей Михайлович. И вы, как русский патриот, в ответе за судьбу Родины. Все мы, военные, в ответе.
— Не снимаю с себя ответственности, Владимир Ильич.
Сидорин отхлебнул из стакана и отставил его подальше, давая понять хозяину, что напился.
— Мы, военные, в это время умирали на полях Галиции и в горах Кавказа. Кинулись уже поздновато… Генерал Корнилов, земля ему пухом, исполнил свой долг… Крест его несет Деникин. Вы давно знаете Антона Ивановича?
— Как вам сказать… — Павлов пожал плечами. — В поры зеленого юнкерства… Хотя я постарше годами.
— Он хорошие слова говорил о вас… Деникину несладко в своем окружении. Врангели, лукомские держат его за горло. Правая оппозиция… Бессилен что-либо предпринять, сделать какой-то шаг… А шаг тот нужен. Земельная реформа! Мужику нужна земля, как красному, так и белому, одинаково. Большевики решают ту проблему тотчас. Мы мнемся, выжидаем, кормим обещаниями…
— У Деникина, насколько я успел вникнуть, не только земельная проблема, Владимир Ильич… — осторожно вставил Павлов, желая отвлечь казачьего командующего от опасного разговора.
— Что имеете в виду?
— Хотя бы иностранные поставки… Почему задерживаются?
Сидорин нахмурился.
— Войсками союзники помочь не хотят. Боятся. Мало того! С нас тянут… Торгаши! За каждый патрон, за каждую пару сапог платим донским хлебушком, угольком.
— Донбасса-то лишились…
— Ерунда, явление временное. Обождали бы союзники с расчетами. Тут другое, дорогой Алексей Михайлович. По-гро-омы! — Сидорин, заметив в лице Павлова недоумение, опять перешел на снисходительно-язвительный тон: — Вы агнец, генерал, ничегошеньки в «русской Вандее»… Летом, да и зимой, когда отступали, добровольцы прошлись по Днепру, Украине… Клочья летели! Юнкера, поручики… шомполами, штыком… С молчаливого одобрения старших начальников.
— Строевые части? — спросил Павлов, пытаясь по интонации понять казачьего военачальника — он-то сам как относится к еврейским погромам?
— Я лично погромы не приветствую, — понял тайный интерес собеседника Сидорин. — Пресекаю их в своей армии. Этим и обрел немало недоброжелателей среди «цветных». Наплевать, конечно, что думают обо мне Врангель, Кутепов… Но что думают о нас, белом движении, там, на Западе!.. Существенно. Контракты замораживаются, поставки задерживаются… Евреи-миллионеры голос подали. Пресса их шум подняла. Мировой сионизм. А это, оказывается, сила там у них, на Западе. Французские, английские евреи, а особенно американские… За погромы, да. Союзники давят на Деникина.