Выбрать главу

Мечется с неделю в заокских селах, меж речками Цон, Ицка и Крома. Тут стык армий, своей, 14-й, и 13-й. В него и вошли червонные казаки, латыши и пехота Павлова. Свежие войска вселяли надежду, теплили душу. Чувствовал, суета убывала и в самом себе. Может, войска не бегут, а  о т с т у п а ю т, как заметил командующий фронтом…

Неприметно перевел дыхание. Коль вернулись шутки, отходит; значит, дела пойдут на поправку. Работать надо, наводить порядок; конь тут не валялся…

Юг во всем юг. Ни в какое сравнение с западом. Южный фронт считает своим, «кровным». Спасибо Кобе, ему обязан: не успел сам перебраться из Питера, как потянул за собой и его, Серго. В самом деле, перемена разительная, будто из тихой заводи попал в штормовое море. 16-я армия — котенок против 14-й.

14-я — самая большая на Южном фронте, самая партизанская и самая небоеспособная. Сформирована недавно, летом, из украинских повстанческих сил. Махровая батьковщина гудит, прет волчьей ягодой после дождя; кишат части анархистами и самостийниками. Проехал все дивизии. За голову схватился. В 57-й столкнулся с отпетым, матерым анархистом, неким Шубой, из моряков, местный «владыка»; одну из бригад полностью держит в руках. Придется еще повозиться…

Не скупится Сталин, поддает работы по дружбе. Только-только влез в армейские тылы, получил от него предписание: ему, члену Реввоенсовета 14-й, немедленно отправиться в Ударную группу в качестве представителя Реввоенсовета Южфронта. Словесно повелел наблюдать за подготовительной работой по развертыванию резерва, за ходом операций и присылать регулярно отчеты.

Вот едут и нынче с Уборевичем на позиции. Слишком медленно разворачиваются части Ударной группы; вместо двух дневных переходов тащились пять суток. В бои входили с оглядкой; правда, настроение у бойцов приподнятое. Вчера червонные казаки у села Мелихова у них с командармом на глазах разметали батальон деникинцев — как выяснилось, из Самурского полка, входящего в Дроздовскую дивизию; пригнали шестьдесят восемь пленных. Отправил Сталину в Серпухов доклад.

Все бы вроде ничего. Знает хорошо Латышскую дивизию по Западному фронту; сам и подымал ее на колеса в Могилеве для переброски в Брянск. Части стойкие, преданные революции и Советской власти; кадры сохранились еще старые, царские. Три крепкие, туго сбитые бригады стрелков и кавполк; комбриги боевые, напористые, коммунисты, Калнин, Вайнян и Стуцка; конников водит Ян Кришьян. Ему, Орджоникидзе, не по душе начдив Мартусевич: вялый какой-то, как рыба, без огня. Страшно боится «мешка», окружения; из-за него же и топтались. Делились своими сомнениями с командармом; условились, приглядятся на месте. Заменить есть кем — подходящ комбриг-1, Калнин…

На ухабе тряхнуло. Старенький «бенц» с помятыми боками угрожающе взревел, выгребаясь, как жук, из рытвины. Поговаривают, автомобиль служил великому князю Николаю Николаевичу, главнокомандующему русской армией; какими путями очутился он в Брянске, в штабе 14-й, никто толком не знает. Пружины потертых кожаных сидений тягуче поскрипывают, но держат упруго. Командарм и член Реввоенсовета терлись плечами на заднем сиденье; кидало их нещадно, то сбивая, то разбрасывая. Рядом с рулевым умостился с ручным пулеметом на коленях адъютант командарма, худошеий вертлявый белорус; из окопных, сказывают, прапорщиков, с Уборевичем побывал на севере.

— Так еще попрыгаем до ночи… кишки все вытрясет.

Косил горячим глазом Орджоникидзе на командарма; за треском мотора да тряской не поговоришь много, а подкатывает, есть что спросить, чем поделиться; накопилось с утра. Белокурое голое лицо командарма без пенсне совсем выдает в нем мальчишку; похоже, дремлет, смежив припухлые сиреневые веки. На кочках вздрагивают, кривятся тонкие обветренные губы. Сколько же сил в этом щуплом, неокрепшем теле; измотался за последние дни, а тут простуда окаянная прилипла. Не до дремоты ему, знает его заботы и тревоги…

Орел у корниловцев. Не удержали соседи. От этого не легче. Позавчера еще сдали; той же ночью Ударную группу подчинили им. Вспоминая, как добивался у комфронта передачи резерва, Орджоникидзе сейчас сожалел о своей горячности; военные преподнесли ему, партийцу, урок выдержки. Согласен, пороть горячку негоже, не к лицу терять и здравый оперативный расчет.