На станицу Егорлыкскую опускалась ночь, темная, предвесенняя…
Глава десятая
Ростов встречал командующего Кавказским фронтом ярым солнцем, драчливым криком городских воробьев, обселивших карнизы, водосточные трубы и выступы вычурного здания вокзала. Рассветным часом покидали Миллерово в шинелях, меховых бекешах и перчатках; в Новочеркасске — проезжая — небо хмарное, накрапывал дождь; здесь — на́ тебе — печет и слепит глаза. Попали в иной мир.
Можно сказать, не бывал Тухачевский в Ростове; с неделю назад подкатывали поездом с Орджоникидзе, провели ночь — мирили передравшиеся Реввоенсоветы 8-й и Конной. Вагона даже не покидал. Наслышан о Ростове, своенравном, богатом и экзотическом, пробившемся чуть ли не в первый десяток городов России. Воротами Кавказа называют. Что ж, Кавказ ему и нужен. Войдет в эти ворота…
У легкового автомобиля, уже скатанного с платформы и ожидавшего их у выхода на площадь, Тухачевский с ребяческим озорством сбросил шинель; с облегчением поводил плечами, сквозь сукно гимнастерки ощущая солнечное тепло. Его примеру последовал Пугачев, живо высвободившись из меховой бекеши. Не с охотой расставался с тяжелой на ватине заношенной кожанкой Смилга. Подействовали насмешливые взгляды командующего.
— Уважил, Ивар Тенисович… — не умолчал Тухачевский, не особо желая прикрыть иронию во взгляде; сам он знал за собой привычку откровенно разглядывать собеседника; куда бы ни шло — проявляется оценка. — А то вроде бы и неудобно нам с Семеном Андреевичем… разделись, как мальчишки. Теперь все в ажуре — фронтовое командование перешло на летнее обмундирование.
— Как бы наше раздевание не послужило командой армейскому начальству спустить приказ войскам… снять зимнее, — посмеялся Пугачев.
Расселись в просторной машине, предварительно повелев откинуть брезентовый верх. Не хотелось лишаться южного солнца, так наскученного за долгую зиму на севере. Свое место рядом с рулевым Тухачевский уступил члену Реввоенсовета. Уступил по той же причине — не мог от него оторвать глаз. Вот уж месяц под одной крышей, сутками толкутся у карт; сейчас увидал будто впервые. Да, собственно, так и есть, все ночами, при лампах, а тут — днем, пронизанным до последней складки светом.
Не перестанет он удивляться свойству военного платья. Пень ведь… Обрубили ветки зазубренным топором неумелые руки. Гляди же, преобразился! Щегольской френч английского сукна времен «временных», с накладными огромными карманами, вечно оттопыренными, похоже, таскает с собой все письменные принадлежности своего стола; карманы по бокам и на груди, пересеченные какими-то нелепыми складками в два пальца шириной. Такой френч, следуя моде, таскает и сам где-то на дне чемодана — на всякий непредвиденный случай; предпочтение отдает гимнастерке — легкая, удобная, не скрывает бицепсов и грудных мышц, не стесняет движений.
Повел плечами, убеждаясь, что гимнастерка в самом деле вещь незаменимая. А взгляд продолжал обследовать утонувшего в мягком сиденье человека. Во всем укорочен; короткое тело, широкое и коренастое, короткие руки и ноги, круглая, вобранная в плечи бритая голова, утиный нос, широко расставленные белые глазки, прикрытые пенсне, тяжелый подбородок; к украшению можно отнести, пожалуй, темные пушистые усы чуть длиннее рта и бородку.
Поймав на себе взгляд Пугачева, сидевшего сбоку, Тухачевский перевел внимание на город.
На выезде с привокзальной площади, перед каменным мостом через грязную речку Темерник, путь автомобилю преградил полосатый шлагбаум. Расторопная охрана, следовавшая на грузовике, вскинула его. От моста начался крутой подъем; булыжная мостовая избитая, в рытвинах.
— Большая Садовая, главная улица Ростова, — пояснял Смилга, ворочая головой; он побывал уже в городе. — «Палас-отель» недалеко… выберемся в гору вот… По Большой Садовой тут, на перекрестке с Таганрогским проспектом. Слева, за забором… писчебумажная фабрика Панченко… А это… табачная фабрика…
— Асмолова? — спросил Пугачев, не разобрав полустертую вывеску.
— Ну-у, нет, Асмолов… знаменитость! В городе где-то фабрика. Не знаю… А в театре Асмолова я был.
— И труппа сохранилась? — поинтересовался Тухачевский.
— Толком не помню, Сокольников что-то говорил по поводу артистов… — Смилга вдруг затолокся на сиденье, пытаясь развернуться. — Вот что нам надо!.. Здание слева, глядите. Редакция и типография газеты «Приазовский край». Завтра же пустить в дело.