Еще открыл для себя Тухачевский. Их взаимоотношения, командарма и члена Реввоенсовета. Ворошилов держит верх. И об этом слыхал вскользь; теперь убедился — да. Шевельнулась издевка: радетель «коллективного управления армией» нарушает собственную доктрину. И управляйте Конной «коллективно». Так нет — взял командование в собственные руки. Третьего члена Реввоенсовета, Щаденко, держит в Таганроге, а командарма, похоже, прибрал. Сокольников и Смилга хватают через край: на конников льют грязь изрядно… Но что-то, конечно, близко к правде. Ишь какой сидит, так и пышет от него…
Тухачевский поймал себя на том, что он слишком увлекся. На самом деле, душа легла и к командарму, и к члену Реввоенсовета. Оба в равной степени они его подчиненные. Ну, разные люди. И что? Просто командарма нужно чуть-чуть поддержать, взять за локоть. Кажется, удалось. По лицу Орджоникидзе заметил — одобряет. Возле этих людей, вождей Красной Армии, как говорят нынче, выходцев из народа, должны быть крепкие «спецы», штабисты. Щелоков ему явно понравился. А кто начальник полевого штаба?
— Два слова о начальнике полевого штаба… Он не с вами? А кстати, на чем вы едете?
— На бронепоезде, — ответил Буденный, — трофейном.
Тухачевский поощрительно кивнул ему, толкая и на другой ответ. Но опередил Ворошилов:
— Зотов… начальник полевого штаба. С нами его нет.
— Что он из себя представляет? — повернулся к нему командующий.
— Так, ни рыба ни мясо. Менять будем.
Рука Тухачевского, с крупным изумрудом на безымянном пальце, тарабанившая по карте, замерла.
В салоне до звона набрякла тишина. Орджоникидзе, зная обуревавшие командующим мысли, первым ощутил предгрозье. Не все еще тот высказал конникам, не на все получил ответы; в запасе у Тухачевского еще ростовские «дела» и операционные действия на тихорецком направлении. А что ему надул в уши Смилга?..
Последний разговор с главкомом тяжелым и обидным был для молодого командующего, человека самолюбивого, легко ранимого. Каменев хлестал по щекам как мальчишку. Упреки сводились к беспомощности комфронта, к тому, что его директивы не выполняются командармами. Речь о Конной и 10-й. Не нравится-де ему, главкому, что Буденного он двигает на Егорлыкскую — тот идет на Белую Глину; затем дальше от Егорлыкской он дает направление прямо на запад, значительно севернее Тихорецкой — тот идет прямо на Тихорецкую. Словом, совершенно не придерживается директив комфронта, чем значительно усиливает риск. Выдал и за действия 10-й, конкретно за начдива Гая — тоже, мол, слишком уж много пляшет, и никак не добьешься от него твердости действий, тоже бегает от собственной тени.
Этого и боится Орджоникидзе. Взорвется командующий, начнет крушить. Тогда собирай обломки. Сидел, как на жаровне, сцепив под мышками вспотевшие от напряжения ладони. Самому бы повести себя в обостренной ситуации на высоте. Видел, командарм выслушает все; не уверен за члена Реввоенсовета — пылали лицо, взгляд… Чирканет спичку…
— О Щелокове что можете сказать?
— Ничего. Месяц уже, как мы его не видим. Не знаем, чем и занимается… Вот едем глянуть…
Глазам своим не поверил Орджоникидзе. Выслушав ответ Ворошилова, Тухачевский встал из-за стола, не резко, как иногда в припадке раздражения у него случается, ощупал карманы синих диагоналевых галифе, будто искал папиросы, и, ни слова не говоря, вышел из салона.
— А командующий… молодой… — указал осторожно взглядом Буденный на закрывшуюся дверь.
— Не слишком ли?.. — нахмурился Ворошилов.
— Молодость не помеха.
Орджоникидзе ждал разгромного разговора, приготовился защищать Конную и командование, свалившееся как снег на голову. А оказывается, нет нужды. Тухачевский своим жестом снял все.
— Не помеха, говорю, молодость… — повторил он, не замечая, как накаляется собственный голос. — И что с того, что молод?.. Воевать может и хочет.
— Григорий Константинович, несколько слов о командующем… — попросил Ворошилов, удивленный сменой настроения в члене Реввоенсовета фронта. — Я, к примеру, и не слышал о нем…
— Знаю Тухачевского мало. Работаем совсем же недавно. Из дворян он…
— По перстню видать… — усмехнулся Ворошилов.
Орджоникидзе неодобрительно скривился.
— Окончил Александровское училище в Москве, воевал на германской… Попал в плен. Бежал из плена. Советской власти сразу протянул руку. На Восточном фронте командовал армией. И успэшно, надо полагать… наградной знак Красного Знамени, как видите…