Чувствует сам, защищает Тухачевского. Неприятно стало на душе; как-то и не ощутил в себе перемену к конникам. А думал защищать.
— А почему, собственно, о комфронте? — вскинул он глазищи. — О вас поговорим… За бои в Егорлыках вам спасибо. От Реввоенсовета. Но славные слова оставим на потом… когда окончательно разгромим Деникина. Нэ скрываю… Конная и вы лично… поставили нас с Тухачевским, новых людей по сути, в неловкое положение. Пришлось нам немало за вас покраснеть… Да нэ то слово! Получили телеграмму… от Ленина.
Ворошилов подтащился со стулом к командарму, Глядели они друг на друга с недоумением; конечно, для них это новость. Тревожные взгляды конников тронули Орджоникидзе, заставили сбавить резкий тон. Сперва хотел просто вынуть из сейфа телеграмму и дать им почитать. Раздумал, передал на словах.
— Как это понимать?.. — нервно задергался Ворошилов, не зная, куда девать с колен папаху. — Какое же у нас «разложение»!.. Да еще… «полное»! Знаете… в центре кто-то злостно и безнаказанно лжет на нас. Не потерплю я!.. Григорий Константинович, а вы бы подробно информировали Москву об истинном положении дел в Конармии! Чего же вы?!
— Информировали, Климент Ефремович. В тот же день ответили с Тухачевским Владимиру Ильичу. Разговоры, мол, о разложении Конармии неосновательны. Но… нэ вздыхайте оба облегченно. В Ростове оставили след!
— Сокольников все… по злобе… — вставил слово Буденный, видя, что член Реввоенсовета фронта багровеет. — Иначе ж кто Ленину… Мы воюем, жизни кладем… Наговоры.
— Наговоры?! Вторая неделя, как я в Ростове… Наслушался и нагляделся! А Москву ставил в известность не только Сокольников… Были люди в те дни в городе… своими глазами видали…
Орджоникидзе нарочно не произнес имени личного секретаря Предсовнаркома Фотиевой. И опять — Смилга! От него получил тогда известия. Ощутил прилив негодования; битва за Конную, за чистое имя этих людей, сидевших перед ним, которых видит в лицо впервые, обрела принципиальное партийное значение. И сейчас не высказать всего, что накопилось, в чем действительно командование Конной виновато, он не в силах. Прочистит им мозги — не прятались бы за победы.
— Кто же… те люди?.. — остро сощурился Ворошилов.
— Им-то уж Ленин верит… Нэ сомневайтесь, — Орджоникидзе выставил широкую смуглую ладонь. — И дыма без огня нэ бывает, как говорят русские. Пограбили Ростов при занятии изрядно. Магазины, винные погреба… До ломбардов добрались! Прошлись и по Новочеркасску — не так, что ли?
— Ни одна часть Конной не входила в Новочеркасск, — вскипел Ворошилов. — Думенко брал Новочеркасск!
— Позже… Когда корпус Думенко был уже за Доном. На Маныче. Одиннадцатая кавдивизия проходила.
— Протестую!
— Не препирайся, Ворошилов. И нэ кипятись. Особые органы Кавфронта занимаются… Реввоенсовет Республики ставит в вину Конной разгром Ростова.
— Почему одной Конной… А Восьмая где была?..
Только сейчас почувствовал Ворошилов серьезность обвинения; с чистого белого лица его сошел завидный румянец, губы собрались в узелок, придав ему обиженное выражение.
— Климент Ефремович… — взмолился Буденный, — да уж чего там… Вспомнить тяжко. Не сами мы с тобой с револьверами!.. Пожарища!.. Толпы бойцов… Где конные, где пешие… Разбери их среди ночи!..
Поощряемый кивками члена Реввоенсовета фронта, Буденный забылся; ощутил колено Ворошилова — умолк.
— Как на духу, Григорий Константинович… — виновато заговорил Ворошилов, переводя тяжкий вздох. — Но уж круто спрашивать с Реввоенсовета Конной… ей-богу, не следует… Не стояли мы сложа рук и не были сторонними наблюдателями. Разгул шел великий… В Ростов мы приехали вечером, восьмого января. Издали еще увидели его в зареве пожаров. На другую ночь пожары вспыхнули еще сильнее… Уж не от снарядов. Начались грабежи и разгромы магазинов. Неизвестные громят винные погреба и зазывают конармейцев. У магазинов… пьяные толпы бойцов… И так — суток пять-шесть…
— Вы-то, вы-то где были?!
— На второй же день Реввоенсовет решительно начал выводить войска из города. Расстреляли шесть мародеров… и комиссара… за попустительство к грабежу. Организовали летучие тройки. Мы вот с Семеном Михайловичем… и еще семь человек… лично разгоняли толпы у погребов и магазинов, с револьверами. Приказом Реввоенсовета расстреляли еще десять бойцов, пойманных с поличным при грабежах. Приказы публиковали. Я совещание проводил с командным и политическим составом вплоть до комэсков. Требовал прекратить грабежи. Вот… судите, Григорий Константинович… Мы готовы ответить…