— Взят Екатеринодар!
Женщины как-то странно приутихли. Надежда Константиновна зябко поежилась, туже стягивая на плечах серый оренбургский пуховый платок; опускалась рука с ножом у Марии Ильиничны. Да, весть действительно. Ждали ее долго, слишком долго…
Реакция жены и сестры в первый момент удивила Владимира Ильича; чуть ли не бежал по коридору, зная, все уже собрались — обрадовать. Конечно, обрадовал. Не учел, а вернее, и не думал, как внешне проявится та великая радость на домашних. Да, женщины по-своему воспринимают вести с войны, будь они печальные или радостные; так было во все времена и у всех народов.
Щадя их чувства, невольно поддаваясь настроению, Владимир Ильич уже деловито, озабоченно поведал:
— Комфронта Тухачевский обещает через пять — семь дней взять и Новороссийск. С Деникиным, собственно, покончено.
— Даже не верится… когда-нибудь прекратится эта война, — молвила Надежда Константиновна, качая седой головой.
— Граждане мои, прошу к столу! — объявила Мария Ильинична.
С порога еще доглядел Владимир Ильич: приборов три.
— А Сани… что, нет?
— В кинематограф пошла. Садитесь, садитесь, я вас сегодня такой едой угощу… Царской!
— Ца-арской? Это совсем интересно. Наденька, ты знаешь что-нибудь из того… чем питались наши русские цари?
— Понятия не имею… — Надежда Константиновна опустилась на придвинутый им стул; усмешливо покосилась на шуршавшую бумагой в своей хозяйской сумке золовку. — Судя по запахам… цари ели отварную картошку в мундирах…
— Так… с чем?!
Крупный, в две ладони, жирный лещ, вяленый, с янтарным брюхом и черной прозрачной от жира спиной, грациозно лег посреди стола. Мария Ильинична, подбоченясь, победно взирала темными ульяновскими глазами.
— Да, да, всамделишный, астраханский! По осени еще плавал в Волге…
— И где же ты, Маняша, такого красавца выудила? — Владимир Ильич подозрительно сощурился.
— В правдинском распределителе. Вместо хлеба нынче выдавали…
Кот, учуяв рыбу, завертелся вокруг дог хозяйки, оцарапывая чулки.
— Мурзик, да перестань! — увещевала Мария Ильинична своего любимца. — Ты не будешь… соленая.
Еда в самом деле царская. На большом овальном блюде — ворох пышущей жаром отварной картошки; на блюде поменьше — тоненькие звенья леща, развернутые у спинки, с обжигающе оранжевой, в жировой пленке икрой. Владимир Ильич ел с великим аппетитом, жмурясь от удовольствия; дул на картошку, хвалил.
— Астраханский, говоришь… А почему не симбирский? Тоже Волга. И не малая… — Утолив первый голод, он повернулся к сестре: — С Астраханью у нас связь надежная открылась недавно… со взятия Царицына. Урбахская, заволжская, ветка другими грузами забита…
Эшелон из Астрахани прибыл вот уже к вечеру. Правдисты — народ докучный, все проведает…
В лице Владимира Ильича, только что возбужденном, полном наивно-детских гримас, которыми он неосознанно привносил легкость, веселье в домашний быт, появилась мягкая задумчивость.
— Надя, а ведь Астрахань… наша родина с Маняшей. Отец, Илья Николаевич, оттуда… Дядька Василий его воспитал, брат старший…
— Мы никогда там и не были… Только Аня и Саша… с мамой вместе.
— Да, они были, — подтвердил брат.
— По Волге ниже Саратова не спускались, — в голосе Марии Ильиничны прозвучало сожаление.
— А красотища! Волга… Поглядела бы, Надя, у нас в Симбирске в половодье, в разлив…
— А прошлым летом я плавала… До Симбирска не добралась…
Надежда Константиновна отвела взгляд от мужа. Хвори ее и начались именно с прошлогоднего летнего плавания на пароходе-пропагандисте «Красная звезда»; выезжали с ответственными работниками во главе со Скрябиным-Молотовым, в волжско-камские районы, освобожденные от Колчака. Сняли ее с полпути, больную, разбитую…
— Ничего, друзья мои милые, скоро-скоро покончим с войной… — пообещал Владимир Ильич, встряхнувшись от задумчивости. — И отвезу я вас и в Астрахань, и на Кубань… Поглядим хоть, где совершаются сию минуту героические дела… с великими, к сожалению, жертвами. Я тоже никогда не бывал на юге. Карты только да справочники. А юг нам всем тут нужен… и воды кисловодские, и море. Хочу глянуть на Ростов, Екатеринодар и Новороссийск. Тухачевский обещает через неделю… Заверяет и Каменев. Выкинут Деникина. И на том закончим… Приступим к социалистическому строительству.
— А с Польшей, Володя? — напомнила некстати сестра.
— Что с Польшей! Польша — самостоятельное государство. Мы предоставили ей независимость и самостоятельность декретом Советской власти. Если силы Антанты через буржуазно-националистическое руководство нынешней Польши осмелятся напасть на Советскую Россию… Это будет интервенция. Государство свое мы станем защищать от внешнего врага. Дело… совсем другое.