Выбрать главу

— Бог мой! — простонал Орджоникидзе.

Военные, командующий и начальник штаба, хранили молчание. Пугачев что-то мельком чертил в блокноте — наверно, цифры.

— Это девяносто два эшелона по пятьдесят вагонов, — Ворошилов подбодрился вниманием Тухачевского. — Да перевозка автобронеотрядов, авиации, тылов и штабов еще потребует пятнадцать — двадцать эшелонов. Принимая во внимание нехватку паровозов и вагонов, трудности сбора эшелонов, время на погрузку… больше одного эшелона в сутки отправить не удастся.

— И всего на переброску?..

— Боюсь выговорить, товарищ командующий… Четыре месяца!

— Вай, вай! — покачал гривастой головой Орджоникидзе.

— А ваш вариант?.. — опять спросил Тухачевский, подтягивая к себе пресс-бювар и беря ручку. — Во что обойдется?

— Сколько времени потребуется идти походом? — уточнил Ворошилов.

— Да.

— От Майкопа до Знаменки около тысячи верст, — назвал Пугачев место дислокации Конной армии на Правобережной Украине.

— Ну вот! И считайте!.. — оживился Ворошилов. — Суточный переход — тридцать — тридцать пять верст.

— Конечный пункт еще не уточнен, — Тухачевский коротко взглянул в сторону своего начальника штаба. Мысль такая ему пришла утром: с Пугачевым еще не делился. Может, и не поделится. Почему Конную он должен отправить Егорову? А самому не пригодится под Гомелем? Не скажешь же об этом сейчас… Нужно еще трясти Каменева. — Но тысяча верст все равно будет верных.

— Так и этак… тридцать суток, — Ворошилов, почуяв неладное в несогласованности фронтового начальства, глянул на Орджоникидзе, своего ангела-хранителя; безмятежный вид того успокоил. — Месяц пути! Не четыре… Правда, плюс десять суток на дневки после каждого трехсуточного перехода.

— А стычки с Махном! — вставил Буденный. — Суток пять — семь накинуть. Нужду в продовольствии будем удовлетворять в счет местных ресурсов.

— Да, по пути поможем Юго-Западному фронту очистить махновский район, — согласился Ворошилов. — В ходе марша все бойцы будут в поле зрения комиссаров и Реввоенсовета, чего не охватишь при переброске эшелонами.

— А учитываете… весну? — Пугачев обменялся взглядом с командующим. — Бойца-крестьянина может потянуть с седла…

— Земля может позвать!.. — Орджоникидзе разгадал тревогу штабиста. — Конь под ним, а родные весенние степи такие пахучие… особенно ночью!..

— Ты поэт у нас, Григорий Константинович, — усмехнулся Тухачевский. — Красная Армия две весны уже пережила.

У Буденного вырвался вздох облегчения. Слава богу, командующий не отвергает их план.

— Поверьте нам, Михаил Николаевич… — Он расчувствованно приложил обе руки к груди, перетянутой ремнями. — Доставим Конную в целости и сохранности, куда укажете…

— На польский фронт, — Тухачевский кивком подбадривал командарма. — Что ж, если цивилизованный транспорт нас подводит, надо двигаться как во времена Чингисхана… Каменева бы только убедить…

— А может, нам самим в Москву?.. — напирал Ворошилов. — Докажем кому следует.

— Нечего раскатывать. Я сам все решу. Семен Андреевич, заготовьте докладную записку в таком духе в главштаб.

Пугачев наклонил голову.

Казалось, разговор иссяк, начнется чисто штабная деловая часть. Пугачев взялся было за ореховую указку, а Орджоникидзе кинул взгляд на огромные настенные часы — ему пора.

— И я все-таки боюсь… — Ворошилов покачал сокрушенно головой. — Во время перехода будет много дезертиров. Деникина выгнали… бойцам захочется остаться в своих станицах…

— А уж это дело ваше… комиссаров. Чтоб армия не разбежалась, — Тухачевский пристукнул спичечным коробком. — А кстати, что это за история с Пархоменко? За что Петерс арестовал его?

Он глянул на члена Реввоенсовета Конной — именно от него ждал ответа.

— Я бы это тоже хотел знать, — Ворошилов вскинул курносое румяное лицо. — Арестовывают нашего подчиненного… конноармейца… а нам, Ревсовету, не докладывают. Ну и порядки у особистов!

Вмешался Орджоникидзе, вернувшийся уже от двери.

— Климент Ефремович, Пархоменко прэжде всего… комендант города, и никакой он вам нэ подчиненный. Арестован в пьяном виде, за дебош… вместе с начальником бронепоездов Кривенко. Я знакомился с делом. По-моему, нэ надо было передавать в трибунал. Наказать в административном и партийном порядке. Жаль, конечно… Пархоменко дельный и энергичный работник.

— Но суд… завтра! — Ворошилов знал, что криком в этом кабинете не возьмешь; застегнув сумку коричневой кожи, откинул ее с колен. Судьба близкого человека, помощника беспокоила, и нужно предпринять все, что в его силах и в силах этих людей. — Третьего дня у председателя воентрибунала Кавказского фронта Зорина был наш ходатай. Впечатление… ревтрибунал нашел в лице Пархоменко виновника, с которого можно спросить за все безобразия в Ростове. Зорин намекал на это весьма прозрачно…