И сам так думает. Но вестового нет от Синицына. Обговаривали, оседлает мост, даст знать. Не диво и заплутаться в этом чертовом киселе. Комполка, в наказание за вчерашнее, сам вызвался захватить ицкинский мост; отобрал десятка два бывалых конников из кавдивизиона, приданного полку. А весь Сводный полк позади у него, комбрига; в двух верстах топает следом и Пластунский, тащит за собой обозы.
Тревоги Павлов не испытывает, напротив, тишина успокаивает, вселяет надежду. А туман на руку. Переправой овладели без шума. Синицын ловок, смекалист, дуром не попрет. Кольнула совесть: смалодушничал, пошел на поводу у гнева. Не следовало рисковать командиром полка; операция такая по зубам любому комвзвода. И тут же, почувствовал, в нем что-то запротестовало. Полк-то, Сводный, из ничего! Побежали, да. Увидели сомкнутые ровные цепи с выставленными штыками… Добрая половина и винтовок в руках не держала. Надо учить воевать. Личным примером. Верно Синицын поступает. Сошло бы вот благополучно…
Позади защелкали копыта. Серый заволновался, сгибая круто шею, сапнул; учуял своего — успокоился. Выткнулась высоко задранная голова лошади, потом показался всадник; по островерхой шапке — шлему и кожаной тужурке Павлов узнал комиссара полка, Черноморца.
— Увязли?
— Увязнешь тут…
— Синицын помалкивает?
— Непонятно что-то…
Комиссар протянул портсигар. Закурили. Ощутил Павлов: горькое тепло охватило продрогшее горло.
— Может, все-таки выслать подмогу? — предложил Черноморец.
— Вот мозгуем с Чельцовым…
— Один смотаюсь, — порученец шлепнул по оскаленной морде своего Цыгана, потянувшегося было к Серому. — Синицын не ищет ведь подмогу. Подумает черт-те чего…
— Сбегай, — согласился Павлов.
— Не трогайтесь с места. Ежели что… пальну из нагана. Трижды.
— А лучше не пали! — напутствовал вдогонку комиссар тут же исчезнувшего в тумане порученца.
Прислушивались, покуда не заглохли густые щелчки по набитой дороге. Не сговариваясь, соскочили из седел, поразмяться. Павлов почувствовал, у Черноморца есть к нему разговор; догадался — о чем.
— Прочитал послание к вам… Приглашают, ишь!
В голосе комиссара уже не было доброй усмешки; не по себе стало комбригу.
— Тебя что-то смущает, Черноморец?
— Мне таких писем не пересылают.
— А мне вот пишут. Уже второе… Не забудь отдать военкомбригу. Для коллекции.
— Отправил…
Серый тыкался горячей сопаткой в спину, подталкивал.
— Жалею, принял сослуживца холодно. Надо бы поспрошать-выяснить обстановку. Гляди, не ползали бы сейчас слепыми котятами у блюдца с молоком.
Наугад затоптал окурок; подосадовал на себя, почуяв в своих словах растерянность — такое состояние, будто он виноват.
— Совсем гада ползучего не нужно было отпускать.
— Как так? Он… парламентер.
— Лазутчик он! До стенки.
— Ты, Черноморец, куда-то гнешь…
Надолго замолчали.
Пахнуло ветерком. Вздрагивая худым длинным телом, Павлов потянул на покалывающие уши влажный воротник; готов влезть в шинель с головой. Не терпелось подостойнее ответить этому человеку, туго затянутому в хром. Кожа блестит от мокрого тумана. Показалось, Черноморец вовсе и не из теплой плоти, а чугунное литье. Понял, отчего ему так вдруг поделалось холодно. Едва не рассмеялся.
Отвлекли голоса. Позади, близко, рукой подать. Головная рота Сводного полка. Доложив, ротный, в высоченной терской шапке, вернулся к строю. Проглядели, как наткнулась со стороны моста группка всадников. В поредевшем тумане громоздко высился на лысом рыжем степняке Синицын; широко, по-детски улыбается.
— Даешь Орел! — приветствовал он вскинутым кулаком.
С удивлением огляделся Павлов. День на дворе! Совсем развиднелось. Куда-то подевался и туман. С правой руки, где-то за Окой, из-за синей спины бугра прорезался малиновый окраек солнца.
Ликование комполка вовсе не разъясняло обстановку. Хмурясь, комбриг кивком велел ему спрыгивать наземь. Ведя в поводу Серого, вышагивал длинными ногами в офицерских — волынских, кстати, — сапогах на наборном высоком каблуке, со шпорами. Шинель тоже парадная, заказывала в Питере мать, уже в 17-м, когда не было никакой в ней нужды; надел как память, не обидеть бы старуху; обтрепал изрядно за два года.
Людно, тесно на дороге. За спиной скучковались командиры, вестовые, охранники комендантского взвода. Уединяясь, выступили вперед втроем; комиссар держался молчком, слева, то и дело оглядываясь на вытянувшуюся колонну; Синицын, справа, опережая чуть, докладывал, вернее делился увиденным: