Поостыв, полковник Туркул понял причину своего состояния. Пахнуло таким холодком от прозрачных голубых глаз начальника дивизии, генерала Витковского, когда тот вручал пакет. Приказ. Форменный приказ! Выходило, он рвется на самые рога черту не добровольно, а исполняет чью-то волю. Чувствовалось, генерал с легким сердцем вверяет Румелю и судьбу полка…
— Не балуй!..
Взять батальон в своем же полку. На выбор. И на том спасибо. Не кланяться хоть в ноги Румелю, позавчерашнему подчиненному. Дали право выбрать. Не все равно, с кем идешь почти на верную гибель. В ином свете уже виделся и предстоящий рейд. Все-таки пехота… не кавалерия. Стиснул быстроглазую морду Гальки, приник бритой щекой. Сам-то будет верхи…
Держал на окраину городка, к вековым липам и тополям. Имение местного помещика. Горит на тусклом солнце цинковая кровля двухэтажного дома. Хозяева удрали на юг; не рискуют покуда назад. Может, уже и некому. На постое тут 1-й батальон полковника Петерса. На нем и остановил свой выбор; загодя вывел из боев, неделю назад — верил, рапорт удовлетворят. Отобрал и две гаубичные конные батареи. Пятьсот штыков и восемь орудий. За глаза. Белогвардейцы ладные, боевые; юнкера и поручики в офицерской роте имели дело со штыком. Можно наворочать в незащищенных местах. Ночами действовать, партизанским манером. Даст бог, полста верст вклинятся в ближние тылы…
Под тополями, у расхлябанных ворот, ждал полковник Петерс. Без адъютанта, без вестовых. И сам ездил без сопровождающих в штаб дивизии. Блюдут тайну. Ни единая душа в батальоне не ведает, что их ожидает; объявят в дороге. Поутру выступят на участок Самурского полка; красные сильно наседают от города Дмитровска.
— Антон Васильевич, наконец-то!..
Петерс взял под уздцы Гальку.
— Благословили… Евгений Борисович.
Туркул вынул папиросу из портсигара.
Курили молча, сосредоточенно; собственно, говорить не о чем, слова остались позади — надо заканчивать сборы к рейду.
Среди «дроздов» Петерс слывет оригиналом. Сын учителя гимназии, студент Московского университета; Великую войну начал прапорщиком запаса. Коренастый, сбит крепко; чернявый, взгляд твердый, монгольские скулы, широкий крутой подбородок. В 17-м, при «временных», в двадцать семь от роду получил за удаль старшего офицера — полковника.
Знает Туркул, высоких постов Петерс не занимал. Батальон — потолок, его стихия. Легенды ходят: бесстрашен, мол, без нервов, в цепи с непременной папиросой во рту. Хватов подобных встречал; видел сам и Петерса: в огне неправдоподобно спокоен — что-то азиатское, нерусское…
Любит Петерс комфорт: останавливается всегда в лучшей хате, обливается на воле в любую погоду холодной водой; коврик для того таскает с собой. Кожаный портсигар этот — притча во языцех; всегда набит лучшими асмоловскими папиросами. Никого никогда не угощает, кроме него, Туркула.
В вечерних сумерках Туркул не различит марку папирос; по аромату вроде «Элита». Втягивал дым с наслаждением. Гальку увел Данило, вестовой, белобрысый кубанец, вывернувшийся из-за конюшни.
— Может, ротным объявим?..
— Пожалуй, — согласился Туркул. — Пригласи и артиллеристов. Прикинем наш маршрут.
Утром отряд выстроили по большаку на Дмитровск.
— Смирно! Слушай! На караул! — Петерс преподнес громадную серебряную братину с шампанским. — За удачу!
Туркул, сняв фуражку, перекрестился, выпил.
Прорыв совершили на участке самурцев.
Под сильным артогнем к вечеру ворвались в Дмитровск. За ночь вызрел маршрут; пройдут по тылам красных до села Чертовы Ямы, верст за сорок. Сделав петлю, возвратятся в Дмитровск. Местность трудная, пересеченная, заросшая лесом, тряские низины опасны для колес; тревогу вызывали пушки и брички со снаряжением. Не дай бог, навернет обложных дождей, ноги не вытащишь, не то что гаубицу…
Допоздна Туркул провозился с пленными. Грешным делом, любит это тонкое занятие — копаться в человеческой совести. Получал физическое наслаждение, глядя неотрывно улыбчивыми карими глазами в лицо подневольного. Не терпел «разговорчивых» — выболтал такой сразу все со страху. А дальше что?.. Предпочтение отдавал «идейным». Тут уж засучивал рукава; по локти копался. Сам ставил иногда и т о ч к у…