— Говорите, батальоном командовали? Чин какой у вас… был?
— Штабс…
— Штабс-капитан, значит. Дворянин?
— Да…
— И много вас там… дворян?..
— Красную Армию строят военспецы… офицеры, генералы. Не мало среди них и дворян…
— Я к тому… хватит ли на вас… вот таких… телеграфных столбов от Орла до Москвы?..
— …
— Молчите. Может и не хватить… В какой части служили?
— В группе войск Саблина. Начдива Саблина.
— Искупить свою вину не желаете?
— Перед кем?
— Россией, разумеется.
— Какой Россией?
— Русским народом.
— Не виновен… перед своим народом.
— А… совестью?
— Тем более.
— Дерзко, штабс-капитан… Никак дворянин, офицер… Бывший. А ведь у вас… последний шанс.
— Вы щедры, Антон Васильевич… сегодня.
— Слышали… обо мне?
— Знают вас… у красных. По Донбассу…
— Что имеете в виду?
— …
— М-да… Стреляю… пленных. Лично стреляю. Но… в ы б о р о ч н о. А это не одно и то же. И рад… что т а м знают. На русского мужика… пленного… рука не подымется. Большевика… комиссара… жида. А кстати, вы большевик?
— Член партии.
— Какой?
— Большевик, значит. Как-то и не укладывается у меня… Дворянин и… большевик. Парадокс. Не находите?
— Нет.
— М-да… А скажите, почему снят генерал Егорьев?
— Насколько мне известно, комфронта Егорьев болен…
— А может… за неудачи?
— Может…
— А Егоров? Что о нем скажете?
— Егоров смелый военачальник.
— А новый командующий Четырнадцатой армией?.. Говорят, молодой? Из каких же он?
— Молодой. Артиллерийский офицер военного выпуска.
— Почему отвечаете на мои вопросы?
— …
— Надеетесь на… снисхождение?
— Ответы, господин полковник, вы знаете. Что вас особенно интересует… Не касаетесь.
В самом деле, не спрашивает того, что интересует. Боится выдать свой план? Сорвется рейд? Смешно. Человек этот не выдаст их тайну: больше десятка шагов от хаты, где они сидят, не ступит… Смутил ясный, правдивый взгляд? А какие у него глаза? При лампе цвет явно искажен. Не голубые… Наверно, серые с зеленым. Неудобно спросить. А узнать уже не узнает…
В штабе дивизии скудные сведения о противнике. Разведданные и показания пленных говорят: именно на этом участке, в глубине, через Брянск красные стягивают свежие части. Только что на табурете сидел пленный, чуть постарше, тоже из «бывших», по документам — тыловик, снабженец 14-й армии; без потуг, «чистосердечно» сообщил: в Карачеве, станции на брянско-орловской ветке, сгружаются прибалты. Якобы резерв Москвы. А с Украины, откуда-то из-под Чернигова, еще ранее была переброшена конница, червонные казаки. Обмолвился снабженец и о некоей «пехоте Павлова». А численность? Дивизия? Бригада ли?..
О «прибалтах» генералу Витковскому кое-что известно. А кто такие червонные казаки? Сколько их? А пехотные части Павлова?.. Много ли? Чувствовал, этот не скажет. Правда, может и не знать: не тыловик, не снабженец…
Странное состояние испытывал полковник. Будто кто-то удерживал за плечо. Судьбу пленного уже решил; вернее, тот сам распорядился своей жизнью. Что же не позволяет подать знак — пристукнуть об стол ладонью? Может, взгляд? Безоблачная ясная глубина! Страха не видать. Навряд ли незнакомо ему это чувство. Повидал смерть…
Едва мысль дотронулась до сокровенного, где таилась подлинная причина, которая удерживала поставить т о ч к у, полковник ощутил сухость во рту…
Оба они — русские офицеры, дворяне… Но нашлась же сила, развела их по разные стороны пропасти… Он, Туркул, и в грош не ставит осваговскую пропаганду — большевики-де продали Россию немцам и жидам. Так, на дурака. Нет, этот дворянин… большевик… никому не продавался. Тоже считает, за Россию борется, от имени народа… А что заставило его встать по ту сторону пропасти? Обстоятельства? Давно мог бы ими воспользоваться и перебежать, как делают другие на его месте… Не перебежал. Воюет у красных с самого начала. А те сотни, тысячи офицеров, его, Туркула, однокашников и сослуживцев, с кем вместе проливал кровь за Россию… военспецы? Строят большевистскую армию… Тоже продались? Бред!..
Ощутил, как повлажнело под мышками; предательская слабость вступила в ноги… Нет! Заблудших овец прощают, но не изменников офицерскому долгу, чести… Глухо пристукнул ладонью. Пленного вывели. А облегчение не пришло. Не хватило духу и самому лично поставить т о ч к у…
Из тяжелого раздумья вывел полковник Петерс.
— Антон Васильевич… на вас лица нет!