— Ваше высочество, — раздался голос Аквилы.
— Ваше превосходительство? — обрадованно откликнулся Рем.
— Следуйте за мной, мы заняли неплохую позицию у ниши, где стоят столы с закусками, и в случае чего сможем вместе держать оборону от наскоков оптиматов… — Вергилий оскалился. — Мне доводилось бывать на подобных мероприятиях и в Претории, и тут, в Кесарии. Мука мученическая, скажу я вам. Еды нет, подраться не с кем, поразвлечься — тоже, все только и делают что ходят туда-сюда, пьют кислятину из фужеров и говорят друг другу гадости с благостными выражениями лиц. Не отставай!
Он быстро зашагал через холл.
Репутация двух ортодоксальный владетелей позволяла им рассекать толпу подобно плугу, который взрывает пашню. Знать так и порскала в стороны, лишь только завидев приземистую решительную фигуру Аквилу и мрачный высокий силуэт Аркана.
— Хорошая позиция, — признал Рем, добравшись до ниши и поприветствовав единоверцев. — Если вы скажете, что среди всех этих яств можно найти чашку ко, то я начну считать нынешнее мероприятие даже вполне приличным времяпрепровождением…
— Это запросто! — Корнелий Гаста резким движением поймал за шиворот пробегавшего мимо лакея. — Маэстру, найдите кружку ко для его высочества. Крепчайшего — и в полпинты, не меньше!
Приём шёл своим чередом, но ортодоксы оставались как бы за скобками мероприятия — они не принимали участия в развернувшемся в Большом Холле действе, и старались не вступать в беседы и не контактировать с другими приглашенными. Их присутствие было данью традиции — и не более того… Раньше на Приёме перед имперскими выборами заключались соглашения, плелись интриги, наводились мосты для временных коалиций и постоянных альянсов. Теперь же он превратился в пустую формальность — за два дня до выборов о каких альянса могла идти речь?
Перед публикой выступали музыканты и певцы на небольшом возвышении, держали речь именитые горожане Кесарии, которые распинались в славословиях и уверениях о том, что для столицы большая честь принимать у себя такое количество великих личностей. В какой-то момент объявили танцы и Аркан очень удивился тому, что в Кесарии не танцуют кесарянку, этот быстрый и энергичный популярный танец. Тут предпочитали ходить один вокруг одного с постными выражениями лиц, оставлять ножку и замысловато размахивать руками. Менуэт — вот как это называлось.
А в остальном все проходило ровно так, как предсказывал Аквила: ходьба и разговоры ни о чем. К ортодоксам пробрался Вермален, якобы для того, чтобы взять со стола бокал с вином и сказал сквозь зубы:
— Я в деле, и Тимьян — тоже. Для бритых бошек это будет большая куча говна.
И удалился, шелестя своими объемными штанами и позвякивая массивной золотой цепью на шее.
А потом на сцену вышел коннетабль фон Штадлер и провозгласил:
— Поприветствуем принцепс электор — тех, от кого сейчас зависит судьба Империи!
Один за одним он называл имена выборщиков, и публика сопровождал их аплодисментами. Громче всех хлопали фон Краузе и Вайсвальду, и остальным оптиматам, пожиже — популярам, и гробовой тишиной сопровождали именование ортодоксов… Но пятеро союзников не спасовали!
— Владетельный князь Ферраты Луций Корнелий Гаста! — звучало с возвышения.
Никаких аплодисментов не следовало, но спустя секунду пять голосов орали во всю мощь:
— Виват, Корнелий!
— Виват, Фрагонар!
— Виват, Аквила!
— Виват, Бергандаль!
— Виват, Аркан!
Пятеро — против всего мира? Пожалуй, они были к этому готовы. А ещё — были готовы к тому, что по окончании церемонии через весь Большой Холл прошествовал Антуан дю Массакр, якобы только сейчас, после торжества, обративший внимание на Аркана. Он смерил Буревестника тяжёлым взглядом, тряхнул головой с полуседой шевелюрой и проговорил:
— Ваше Высочество, у нас с вами неоконченное дело… Вы помните Риоху?
— О да, — сказал Аркан. — Красивый замок и горит красиво, а если такое дерьмо, как Риоха — то и пожар получается дерьмовый.