Выбрать главу

- Честно говоря, мне тоже никогда особо не нравились наши предки. – Небрежным тоном продолжала блондинка, прохаживаясь по комнате, безразличным взглядом скользя по книжным полкам. – Мать в молодости слыла отъявленной шлюхой, которую чуть ли не перетаскало полгорода. Но при этом она умела извлекать выгоду из своих похождений, оставаясь в хороших отношениях с бывшими ёб*рями. Папаша всегда называл её за это “прагматичной шлюхой”.

Правда и сам большой Джим был не без греха. Как я слышала, за ним водились делишки почище избиения до полусмерти в пьяном виде, вымогательства или скупки краденного. Однако после того, как мать забеременела тобой, папаша занялся серьёзным делом. Он открыл свой первый мясной комбинат, потом ещё два, затем ряд пабов и мясных магазинов. Ну а дальше ты и так знаешь. Насколько я знаю, папаша изрядно потрудился, чтобы заткнуть рот бывшим кобелям матери. А в дальнейшем, когда мы подросли, большой Джим никогда не жалел денег для нас. Пусть с неохотой, но он выделял средства на мои курсы моделей, вокала, актёрского мастерства, стрип-пластики и прочие прихоти. Тебе же он оплачивал колледж, квартиру, редкие издания книг из Европы. Мамаша вообще всегда его доила по полной своей пластической хирургией и косметологическими новшествами. Плюс тётка Хезер со своим малолетним говнюком навязалась. Да ещё и дед с бабкой тоже сидели на его шее, пока старый хрыч не помер, и грымза Солсбери стала предаваться удовольствию маразма в одиночестве. – Брат, молча, слушал сестру.

Сколько я помню, нашим старикам было плевать на нас в детстве. О нас заботилась только Консуэла. Поэтому мы с тобой проводили много времени вместе, развлекали друг друга как могли, но денег на нас никто не жалел. Может, папаша, таким образом, хотел отделаться от нас? Может, там была хоть капля родительской заботы? Мне как-то насрать на это. Меня всё устраивало, да и сейчас устраивает. Пока мои подружки-пробл*душки тренируют жопу в спортзале, и накачивают сиськи и губы, в надежде подцепить себе состоятельного мужика, я могу ни о чём не париться, могу жить, как хочу, и трахаться с кем хочу. – Плотоядно ухмыльнулась Лола, поглаживая себя по груди. – Ведь я знаю, что папаша всегда подкинет мне деньжат.

Но ты, почему-то, по-прежнему нужен нашему упрямому старику. Даже несмотря на то, что твоя крыша периодически протекает, большой Джим полон решимости, передать всё нажитое за эти годы своему единственному сыну. Мне-то, в принципе плевать, папаша и так поместил приличную суму под ежегодные проценты в банк на моё имя, так что мой кусок пирога уже заготовлен. А вот ты, со своей философской галиматьёй, далеко не уедешь. Продолжай в том же духе, и будешь через десять лет, есть через трубочку и срать под себя в заведении дока Брауна… хи-хи-хи…

Закончив свою тираду, Лолита лениво сделала несколько шагов, и остановила свой взгляд на портретах писателей, поэтов и философов, висящих на стене, и высказываниях принадлежащим им.

- “Любовь находиться за гранью добра и зла. Фридрих Ницше”. – Насмешливо продекламировала девушка. – Какие у него смешные усы, да и взгляд какой-то дурацкий. Кстати, братец, о любви… мне интересно, были ли у тебя отношения с женщиной? Ну, там, вгонял ли ты своего младшего друга в чью-то пещерку, хи-хи-хи? Что, нет?.. Судя по твоему выражению лица, ты так и остался мечтательным онанистом. – Продолжала издеваться сестра над братом. – Ах, бедненький, ты даже не знаешь, как пахнет женщина в том сокровенном месте. – Говоря это, блондинка засунула пальцы себе под шорты в области паха. – Вот, вдохни аромат женского тела. – И, ехидно улыбаясь, Лола подсунула пальцы под нос брату.

- Прекрати. – Резко произнёс Шелдон, оттолкнув её руку. – Ты мерзкая. – Сказал он, взглянув на сестру, и отвернулся.

- Ха-ха-ха… - залилась бесстыжим хохотом Лолита, - Ой, я мерзкая?! Помешанный братец назвал меня мерзкой?! В кой та веки я удостоилась похвалы! Ха-ха-ха… - не унималась, притворно гримасничая, блондинка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наконец она замолчала. Подойдя к брату, она присела, взяла его голову обеими руками и повернула к себе. Смотря ему в глаза, Лола стала говорить.

- А помнишь, как мы в детстве вместе играли? Матери никогда не было рядом, отец всегда был занят, у Консуэлы было полно хлопот по дому, и мы целые дни проводили вместе. Помнишь, соседские мальчишки дразнили меня за кривые зубы, а ты заступился за меня? Помнишь, как по ночам мы сидели под одеялом, и, подсвечивая фонариком, читали страшные истории? А потом, я начинала бояться, и мы засыпали в одной постели обнявшись? Помнишь, как на Хэллоуин ты меня напугал (ты был в дурацком костюме Франкенштейна), я обиделась, а ты потом ходил за шоколадками мистера Тимерса на другой конец города, чтобы я тебя простила? Помнишь, как играя в снежки, я кинула в тебя снежком, ты увернулся, и я попала в старика Джакоби, а он назвал нас за это “противными соплежуями”? Я потом ещё пару месяцев дразнила тебя “соплежуем”, ты обижался и называл меня “Лолкой-иголкой”? А помнишь, когда мы подрались, я кинула в тебя стаканом и рассекла тебе бровь? Пол лица у тебя залило кровью, я расплакалась, просила у тебя прощения и целовала тебе руки? Ты не плакал, обнял меня, и сказал, что всё будет хорошо, а потом тебе в больнице наложили пять швов?..