Уитмэн пел «электрическое тело», а хиппи без конца твердят о «вибрациях» там и сям. Фрейд настаивал, что под поверхностью сознательного эго нами управляет и движет сырая, эротическая жизненная сила, которую он назвал либидо. Тайные братства Возрождения — Розенкрейцеры и Иллюминаты — объясняли всю жизнь во вселенной проявлениями астральной энергии, которую могут обнаружить в сексуальном единении те, чьё сознание остаётся незамутнённым. Месмер, в 18 веке, вновь переоткрыл её, и назвал животным магнетизмом. Барон Рейхенбах снова обнаружил её в 19 столетии и назвал Од. Вильгельм Райх, в 1930-х годах, демонстрировал, что её можно измерить осциллографом, подключенным к мужчине и женщине во время генитального контакта, а сейчас русские парапсихологи фотографируют её и демонстрируют, что она аккумулируется в пирамидоподобных структурах. Фрейд был глубже, чем сам осознавал, когда говорил, что пирамиды были бессознательным посвящением женской груди.
Эту силу — известную как Дао, прана или кундалини на востоке, манна в Полинезии, оренда среди Ирокезов, уакан среди индусов — прославляют поэты на всех языках как Свет, Жизнь и Радость. Это единственное всегдашнее опровержение логики отчаяния. На уровне словесной аргументации циники всегда побеждают, побеждали и, особенно после Хиросимы, будут побеждать. И единственный ответ им, способный убедить, это спонтанная и непосредственная волна жизни, возникающая, всегда неожиданно, когда Красота и Радость вдруг проявляют себя, и вы понимаете, почему вы здесь, и что должны делать. Такое просветление всегда оказывается глубоко личным, чувственным и почти неизменно сексуальным, в узком ли смысле, или более широком. Никакая другая сила не способна устоять перед параноидальным прагматизмом, постоянно напоминающим нам, что все мы должны умереть, что все наши творения сотрутся в пыль, и что ни в чём нет никакого смысла. Та эротическая жизненная энергия, что берёт две цепные линии, и делает их столь красивыми и желанными, и есть ответ, единственный ответ на все эти мрачные ворчания. Он говорит нам, куда и зачем мы идём.
И, в конце концов, эти два полушария — лучшая штука в мире.
Глава 1. Всё началось с распрямления
Я бы ехал прямо, не будь у неё столь красивой пары сисек!
В этом пунктике, который есть у нас всех, в одержимости формой груди, в этом фетише, фанатизме, странной навязчивости, восхищении и поклонении — помимо всего прочего (Бога ради, будем откровенными — время уже позднее, и ядерный апокалипсис стучится в дверь — так зачем же продолжать прятаться?) есть и эволюционные корни, Ти-Грэйс, сила самой природы, Стэйнем, чистая биология, Робин. Ради всего святого, млекопитающие — это разновидность животных, у которых самки дают жизнь живому потомству — а не кладут яйца, как обитатели воздуха птицы, или населяющие море рыбы, или рептилии в грязном старом болоте Пого — и затем вскармливают их грудью. Это не я придумал. И не Хью Хефнер, Говард Хьюз или даже Моисей.
вот это и есть тот, кто это придумал. Шесть миллионов лет назад, сто миллионов лет назад, но это началось. Удивительно замысловатый биохимический процесс, в котором управляющий (эволюция, бог, богиня, спираль ДНК) начал изменять кровь и превращать её в молоко. А также переносить её, как сказал Дилан, «силой, что сквозь зелёный побег ведёт цветок» из тел яростных маленьких созданий (ничтожных в сравнении с тираннозавром, этим бродячим кошмаром, или стотонным бронтозавром, и всей их братией) во рты их потомства. Вот что получилось: молочная фабрика, тогда ещё неказистая и аморфная, как и её аналоги у всех сегодняшних видов, кроме одного. Да, мы млекопитающие. И наши предки были млекопитающими. Никто из нас не появляется тут одетым по последней моде, или с правильной идеологией и с ультрасовременным гламурным чувством приличия и манерностью. Нет, нет, вовсе нет, детки: мы появляемся голыми из утробы млекопитающего, и скоренько присасываемся к титьке млекопитающего. Ну или к бутылке, наполненной в соответствии с чьими-то представлениями о правильном химическом составе, основанными на том, что по-прежнему входит в состав молока других млекопитающих — тех наших дальних родственников, что говорят «му» и жуют траву. Усекли? Вот это и есть наша родная планета, тут мы и растём, и тут же растут наши родственники, те, что мычат, лают, и носятся по деревьям. Мы не свалились сюда из какого-то пластикового, компьютеризованного, гигиенически обработанного, стерильного, «по-кубриковски» прогрессивного роддома в галактике Андромеды. Мы тут, на земной Земле.
Управляющий создал нас вскармливаемыми грудью — такими мы и остаёмся большую часть нашей истории. Разве это не существенно, принимая во внимание нашу глубинную психологию? Грокайте: если внимательно наблюдать за людьми, вы обнаружите явный и характерный факт — они часто заняты сосанием или его близкими аналогами. (Потерпите немного: мы скоро посмотрим, почему Алиенора Аквитанская проехалась верхом с обнажённой грудью по тем улицам, по которым когда-то бродил Иисус. Оставайтесь с нами). К примеру, несмотря на раковый ужас, заполонивший кабинеты хирургов, по-прежнему около 45 миллионов наших американских сограждан каждый день сосут сигареты. Другие жуют резинку (spearmint, juicy fruit, candy-coated или sugar-free, выбирайте по вкусу), кусают ногти, грызут костяшки пальцев, карандаши, ну или едят чертовски больше того, чем нужно. (Картофельные чипсы, батончик Mars, желаете? Крекеры, орешки, фисташки, сырные палочки к пиву? И попробуйте наши канапе, миссис Миллер). Кто-то кусает губы, глотает транки или стимуляторы, натурально чавкает усами, и даже целует гипсовые подошвы святых образов — ну, а уж когда дело доходит до спальни! Да, братья: человек начинает свой путь как зависимое животное, которое нуждается во вскармливании минимум семь месяцев (часто и дольше), пока не станет способным кормиться самостоятельно. В течение этих месяцев формируется целая личность и взгляд на мир; и это мировосприятие очень трудно изменить потом, ибо оно невербальное, дологическое и, вероятно, содержит значительные элементы импринтинга.
Импринтинг — это нейропрограмма, более сильная, чем кондиционирование (обуславливание). Обычно кондиционирование может быть устранено контркондиционированием — собака, научившаяся выделять слюну по звонку, может быть переучена, так, что начнёт лаять по звонку, а выделять слюну по гудку, например. Гомосексуалисты — те, кто, с точки зрения этологии, представляют собой мужчин, кондиционированных на сексуальное возбуждение в присутствии других мужчин (ничего особенного и тем более греховного в этом нет) в некоторых известных случаях были переучены, и внезапно становились возбуждёнными при виде женщин, как я и вы. Так устроено кондиционирование, и если вы изучите эмоциональное возбуждение, испытываемое людьми при виде их национального флага, и вспомните, как их натренировали испытывать такую реакцию, то хорошо поймёте суть этого явления.
С другой стороны, импринтинг не может быть устранён никаким контркондиционированием. Импринтирование происходит на начальных стадиях детства, и стоит только реакции быть импринтированной, как она остаётся на всю жизнь. Можно провести аналогию с термопластичными и термореактивными химическими веществами. Термопластичные компоненты могут быть возвращены в исходное состояние и модифицированы, что похоже на кондиционирование. А термореактивные компоненты сохраняют свою форму в любых условиях, пока их не разрушат химически. Так же точно и импринт остаётся с организмом до тех пор, пока организм не коагулирует — то есть, не наступит смерть. Никто не виноват, что некоторые естественные процессы необратимы. Просто так устроен мир.
Насколько важную роли играет подобное импринтирование? Ну, Конрад Лоренц, один из важнейших исследователей в этом направлении, приводил несколько изумительных примеров. Взрослые гусаки, например, не испытывают сексуального влечения к гусыням в том случае, если, ещё будучи новорождёнными гусятами и находясь в гнезде со своими матерями, не импринтируют «программу» гусыни-как-привлекательного-объекта, Без этого материнского программирования гусаки могут всю жизнь оставаться холостяками, а то и стать гомосексуальными. Более того: Лоренц рассказывает случай, когда, в результате его собственной неотвязной заботы об этих подопытных птицах, один гусёнок импринтировал в качестве материнского и привлекательного объекта его собственный образ. Во взрослой жизни этот сбитый с толку гусь следовал по пятам за доктором Лоренцем, словно влюблённый на старомодном балу, постоянно совершал попытки сексуального сближения, и был совершенно равнодушен к окружающим его пухлым и более подходящим для этого гусыням. Ещё более странно то, что в результате серии событий один гусак импринтировал в качестве объекта любви мячик для пинг-понга, и провёл свою жизнь в фрустрирующих попытках покрыть эти маленькие пластиковые сферы.