И лампа не горит,
И врут календари,
И если ты давно хотела что-то мне сказать,
То говори.
Любой обманчив звук,
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук,
Бокал вина.
И черный кабинет,
И ждет в стволе патрон,
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
Вагон метро.
На площади полки,
Темно в конце строки,
И в телефонной трубке эти много лет спустя
Одни гудки.
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.
Меня будто подхватил поток тёплой воды и уносил вниз по течению к морю, вверх по восходящим струям в небо, еще выше… Оттуда — то ли снизу от моря, то ли сверху с небес — блеснул прозрачным золотом проникающий луч света. Луч разрастался, улетал вдаль, пронзая огромную крепость, прожигая до черных дымящихся руин, взлетал выше — а там огромное поле, залитое солнцем, убранное цветами, засаженное деревьями цветущих садов, девственных лесов, окружающих дворцы, замки и храмы, деревянные избы и стеклянные небоскребы; поле окаймлено реками, вливающими прозрачные воды в безбрежное сверкающее море — и среди того великолепия множество людей — веселых и печальных, юных и старых, здоровых и больных, светлоликих и темнокожих.
— Что это? — спросил невидимого собеседника, сопровождающего меня.
— Жизнь наша, история, будущее, итог, — последовал ответ, как показалось из глубины моего сердца, из лабиринта мозга.
Услышав таинственные слова, получил нечто вроде ключа, способного открыть любую дверь пространства, строения, книги — всего, что там было.
Что за крепость? Огромная, сверкающая изнутри вспышками выстрелов, лазерами прожекторов, салютом, взрывом. Внутри миллионы людей, наверное, среди них и я, и мои друзья, и мои покойники, вечно живые и навечно погибшие.
Мы на параде, взявшись за руки с транспарантами, мы на собраниях и митингах.
Прыгаем на танцах, вздрагиваем на концертах рок-музыки, обнимаем девочек на скамейках аллеи парка летней ночью.
Стоим в очередях за едой и вином, купаемся в море и в бассейне, грызем жесткий шашлык, едим мамин салат оливье и хрустим тортом наполеон.
Вертим головами на экскурсиях по Парижу и Сочи, печём картошку в остывающих углях костра, ловим карасей, стреляем рыбу и глухарей.
Расстреливаем мишени и врагов, сбиваем истребители, сжигаем танки, суём червонцы залетевшей подруге на убийство ребенка, разбиваем кулаком лицо в кровь другу, заискиваем перед всемогущим подонком-начальником.
Воруем у соседей яблоки, выносим с завода продукцию, а со склада мешки с цементом, выгораживаем себя на допросе, кивая на соседа по камере.
Выпрыгиваем из окна двадцатого этажа на вынесенный соседом диван, затягиваем петлю на шее в надежде нежданного вмешательства, калечимся в аварии.
Зачитываемся хорошими и ужасными книгами, смотрим триллеры и мелодрамы, трясущимися руками заливаем кислое пиво в горящую глотку, пишем стихи и доклады.
Плачем над гробом друга, смеемся на свадьбе врага, рассматриваем личико сына, вынесенного в конверте из роддома, входим под покров храма, вопим «Христос воскресе!», — и засыпаем в стогу сена и в кровати, дергая ногами.
Но эта великая крепость ветшает, падает, разрушается, а на ее месте рождается в муках новое сооружение. Что уцелело, переносим в новостройку, учимся жить по-новому. Мечтаем, выдумываем, лепим новых идолов, узнаем об их лживой сущности, разбиваем вдрызг.
Возвращаемся к старым ценностям, оцениваем на основании опыта бед и приобретений, вторгаемся в область, где чудо есть норма, выслушиваем упреки, уворачиваемся от плевков и ударов бича — и, обдирая руки и плечи, покрываясь шрамами, седея и теряя друзей, прорываемся к свету Истины.