— А вас там случайно не подключали к компьютеру, как Джонни Мнемоника? Не пичкали наркотиками? Не подвергали гипнозу?
— Нет, ничего подобного! — Качнула она головой в платочке. — Только чувство долга, патриотизм и острое желание не подвести наставника. То есть, вполне естественные стимулы.
— А как тебе здесь? Нравится? Как устроилась?
— Нормально устроилась, — неспеша шагая по тропинке, прошептала Света. — Слушай, мне здесь так нравится! За какие-то три-четыре часа я так отдохнула, как за месяц в элитном санатории. — Остановилась, развернулась ко мне лицом. — Я даже успела искупаться в святом источнике! Исповедалась, впервые в жизни. Так легко на душе! Как в детском саду на даче. Помнишь, мы ездили на Волгу? Загорали, купались, ходили в поход, ели черешню, клубнику, хлюпали вкуснющим щавелевым супом, спали без задних ног… Ой! А что это я про себя, да про себя, ты-то как?
— Не поверишь, — улыбнулся я, — как в детском саду на даче. Только еще лучше.
— Ты вышел из подземелья такой бледный! Тебя, наверное, не покормили?
— «От волненья, от осознанья, так сказать, и просветленья», — процитировал я Высоцкого. — А накормили меня, кажется, на сто лет вперед. Досыти! Как говорила одна старушка.
— Тогда может пойдем на трапезу? Если, конечно, там что-то осталось…
— Не поверишь, есть совсем не хочется. Давай лучше на всенощную — в монастыре это нечто особенное! Ты слышала, как самозабвенно вопят монахи на клиросах, слева и справа, сверху и снизу — отовсюду. Для них это самое большое удовольствие. И нас подхватят, как на крыльях.
Если нам повезло, так уж по-настоящему. Буквально втянуло наши тела, несущие наши души, в портал храма. Праздничная всенощная только разгоралась. Мы обошли святые мощи, приложились к Распятию, встали среди набухающей толпы возбужденных людей. И тут началось! Всё как я и обещал — вопли молодых звонких монахов, басовитый рокот священства, совместное пение прихожан, среди которых большинство приезжих. Жара с духотой мигом растворилась с обходом по кругу радостного диакона, размахивающего кадилом — лимонно-сладкий дымок наполнил пространство храма. Стало необычайно уютно. Радость буквально захлестнула всех и вся! Отец Феодор, что нас привез, взял меня под локоть, подвел к аналою. Следом за моей спиной выстроилась очередь исповедников. На удивление четко и без запинок перечислил свои грехи. Батюшка похвалил за искренность и отпустил грехи, и отпустил меня, занявшись следующим очередником.
Я разыскал Свету, встал рядом. На меня, казалось, школьная любовь и внимания не обратила. Только, не повернув головы в платочке, прошептала: «Это какое-то чудо чудесное! Так здорово!» Тетечка, стоявшая слева от Светы, протянула ей молитвослов, открытый на очередной молитве. Как только началось пение «Воскресение Христово видевше…» Света, оценив скромную своевременную помощь, подхватила всеобщую молитву, сначала робко, потом всё сильней и громче, подключилась к хору прихожан, сияя глазами.
Прозвучали слова «Всегда благословяще Господа, поем Воскресение Его…» — в тот же миг и произошло то, чего я ожидал с таким волнением — Иисусова молитва стекла подобно капле расплавленного воска из головы в сердце и стала пульсировать так же естественно и непрестанно, как моя собственная кровь. Завершающие слова «распятие бо претерпев, смертию смерть разруши!» — стали подведением итога. Именно этим придется отныне заниматься — разрушать смерть ближних, извлекая их из ада, по повелению и с помощью претерпевшего смерть моего Господа Иисуса. Именно моего!..
Совершенно незаметно пролетела ночь. По ощущениям, будто прошли минут двадцать, а на самом деле, часа три, четыре — не важно. Трое священников вынесли чаши со Святыми дарами, всё на том же душевном подъеме, мы со Светой причастились и счастливые, после благодарственной молитвы, вышли наружу. Ноги сами понесли нас к колокольне. Вместе с нами поднимались матушка Елена и трое детей, непривычно тихих и торжественных. Маленькие христиане первыми поздравили нас с Причастием. Светка было ринулась обнимать-целовать детей, но я успел одернуть ее, шепнув на ухо:
— Прошу сохранять тихое мирное благочестие.
Это остановило душевный порыв, она лишь прошептала:
— Какие славные детки у священников!