— Но какая женщина! — сдавленно прошептал ей вслед, меня толкнули в спину, и я, очнувшись, тоже двинул в сторону неприлично огромного железобетонного козырька моей конторы.
Чему уподобил встречу с девушкой — пожалуй, столкновению «Титаника» с айсбергом. Пока что не пошел ко дну, но был готов и к такому исходу. Красивую женщину принято считать носителем несчастий. А уж то, что она была классической красавицей, сомнений не возникало ни у кого. Когда долгими одинокими вечерами думал о ней, в голове вспыхивал праздничный салют, причем я был не из тех, кто кричит «Ура! Ура!», а молча переживал ошеломление как от взрыва непреодолимой силы.
Вот и сейчас, поднимаясь по лестнице, наблюдал, как передо мной проносились знаки судьбы: ревущий огонь, пламя до небес, вспышки ослепительного света, оглушающий гром — и после — звенящая тишина, солнечная поляна с простенькими цветами, редкими деревцами, птицы высоко в небе. Тревога примешивалась к восторгу, волны света накрывали бездну тьмы, пульсирующее счастье пронзал фонтан боли — и над этой сумятицей — золотистое облако великой благодарности. Подсознательно понимал, сквозь это надо будет пройти, при этом никто лично меня не спрашивал, хочу ли я, или как часто бывало сбегу «в зону привычного комфорта». Только в пространстве от головы к сердцу билась мысль — надо, значит, надо…
Это случилось утром. А сейчас я спешил домой, в мою холостяцкую берлогу, пещеру отшельника, кабинет с библиотекой… Чтобы что? Принять душ, переодеться и… может, на всякий случай прибраться. Чтобы что? Да мало ли как сложится. Надо быть готовым принять гостью у себя дома.
Прошелся пылесосом по горизонтальным поверхностям, распахнул окна и двери, впустив свежий ветер, сменил постельное и нательное белье. Заглянул в холодильник — там лениво возлегал заказ, доставленный вчера вечером, включая салаты, отбивные, три вида колбасы, овощи, пиццу. В морозилке покрывалась инеем бутылка розового шампанского, в ящике секретера выстроились по ранжиру крепкие и не очень напитки. Ну если этот натюрморт не удовлетворит запросы моей «летящей» красавицы, то уж и не знаю… Выбрал в моби-приложении такси. Задумался, что лучше: бизнес Мерс Е-класса, тот же премиум рыдван S-класса или лучше ультра-класс Майбах? Сделал заказ среднего варианта на весь вечер, с акцентом на шофере постарше. Завершив приготовления, погрузился в кресло, улетев мыслями в прошлое.
Если честно, у меня всегда было много Свет — они все росли из одного корня, но отличались друг от друга весьма существенно, и это мне нравилось. В детском саду она была милой улыбчивой девчушкой, глазастенькой-губастенькой, в красивых импортных платьицах. Подростком, как все сражалась с прыщами, с мокрыми подмышками, сальными волосами, ходульной походкой — только ей это было все равно. Как-то на вечере танцев я спросил:
— Неужели ты сомневаешься в своей девичьей красоте.
— Да, сомневаюсь, ты видишь какие у меня прыщики на носу и на лбу — какая уж тут красота.
— Это пройдет, — успокаивал я девочку.
— Только это и утешает, хоть если поправде, мне без разницы, ты же вот танцуешь со мной, значит, тебе не противно.
А я вдыхал запах её пота и чего-то еще, совсем интимного, девичьего, и голова моя кружилась от близости ее очарования, от летящего танца, от нашей сумасшедшей, многообещающей юности, от того, что «всё впереди».
И вдруг однажды она вернулась из пионерского лагеря на море, где её «заперли на две смены, чтобы не мешала предкам шастать по парижам» — и тут я познакомился с третьим вариантом Светы. Загорелая до сияющей бронзы, порхающая на длинных стройных ногах, в белой мини-юбке и обтягивающей майке с Эйфелевой башней на уже довольно выпуклой груди, с контрастирующей с загаром белозубой улыбкой, блестящими глазами, подведенными тонкими черными стрелками по-взрослому. Обрадовался до щенячьего визга, бросился ей на лебединую шею — и был решительно остановлен волейбольным блоком жестких ладоней: «Мальчик, веди себя прилично!» и я вёл себя… Когда новым имиджем добилась заявочного эффекта, попутно обнаружив рядом стаю одноклассниц такого же почти взрослого очарования, Света подуспокоилась и вернула себе, пусть слегка снисходительное, но все же дружеское расположение к моей персоне, отстающей в развитии и даже в росте, но по-прежнему обжигающего деву влюбленными очами последнего романтика.