Выбрать главу

Не знаю сколько времени пришлось плавать в теплых водах небытия, мне показалось сто лет. Как в случае подземных приключений, впоследствии то одно, то другое воспоминание озаряло мой разум. И я бы, наверное, сильно испугался, погрузился в бездну отчаяния — если бы не Иисусова молитва, не оставлявшая меня ни на миг. Эта непрестанная пульсация света внутри утешала и оживляла.

Первым ко мне прорвался наш классный гений Дима — он-то и достал меня со дна, встряхнул и заставил вернуться на землю, в больничную палату, на кровать в проводах, трубочках и невидимой медсестрой за ширмой. Школьный друг, изрядно постаревший, трясущими руками протянул мне листок бумаги, скрепленный с конвертом, потребовал:

— Читай!

— Боюсь, у меня не получится, — чужим голосом простонал я. — Почти ничего не вижу. Прочти ты. А что это, от кого?

— От Маши! У тебя на столе нашел, в планинге на странице с датой аварии.

— Какой аварии? Я ничего не помню…

— Тогда слушай! — Дима надел очки, принялся читать: «Александр, прости меня за это письмо. Скорей всего, оно опоздает. Но я хотя бы попрошу у тебя прощения. Дело в том, что вот уже третью ночь мне видится сон, как меня что-то черное давит, ангелы подхватывают меня под руки и поднимают наверх, в Небеса. Я спрашиваю у прекрасных небесных вестников: «А что будет с ним, с моим Александром?» Они несут меня все выше и выше, а один говорит: «Не твой он! У него своя нареченная супруга Светлана. Не беспокойся, с Александром всё будет хорошо, именно так, по Божиему промыслу. Посмотри вниз!» Я глянула туда, откуда они меня подняли, а там — мое растерзанное тело. Подумала, вот бы мой Александр не увидел меня такой уродиной! «А он и не увидит, сам сейчас без сознания, в машине скорой помощи!» Тогда спрашиваю: «А куда вы меня несете? На страшный суд?» Они отвечают: «Суд над тобой уже свершился. Ты, Мария, предсмертным мучением искупила свои грехи, а теперь мы поднимаем тебя на Третье Небо, где почивают святые мученики. Радуйся!» Ты не думай, я не жалуюсь тебе и не призываю тебя скорбеть обо мне. Мне сейчас так хорошо, что и слов не подобрать. Здесь так красиво! А у тебя, мой дорогой Александр, всё будет хорошо. Ты выздоровеешь, вы со Светой создадите дружную семью, она будет хорошей женой и мамой ваших деток. А я с Небес буду видеть вас и радоваться вашему счастью. Прости меня, за то, что надоедала тебе, приставала, требовала взаимности. За эти слезы прости — весь листок закапала. Но это потому, что пока жива, а как умру, так и скорби конец! Еще раз прости, — твоя нетвоя Маша.»

Рука с тетрадным листочком легла на колени. Диму сотрясали рыдания. Он смотрел злыми глазами и, казалось, готов наброситься на меня с кулаками.

— Так значит, Маша попала в эпицентр взрыва и погибла из-за меня, — прошептал я хрипло.

— Помнишь, я обещал тебя пришибить, если с ней что-нибудь случиться?

— Начинай! Что же ты? вот я лежу перед тобой, искалеченный, я даже ответить не могу.

— Если бы не ты. Маша была бы жива! — вскричал Дима. Из-за ширмы выглянула заспанная медсестра, вывела друга из палаты.

Меня унесло в прошлое. Выглядело оно без боли и страха. Отсюда, с больничной кровати всё представлялось таким, как надо.

Маша на самом деле всегда была только другом, верным, добрым другом. Любую другую девочку такой статус, скорей всего, унижал бы, но не ее. В качестве благодарности за верность мне иногда с Машей приходилось встречаться. Для меня это было как выплачивать оброк, она же расцветала, светилась от счастья, не представляя, как мне трудно, ведь я считал себя подлецом. На школьных вечерах я заставлял ее танцевать с другими мальчиками, право же хорошими и воспитанными ребятами, она же и во время танца умудрялась смотреть на меня из-за плеча партнера сияющими глазами. И если на вечерах появлялась красавица Света — что было не так уж часто — моё внимание целиком переключалось на нее и только на нее, а Маша сникала, увядала, тем самым доставляя мне немало неприятных минут. Ну как мне сказать Маше, что она мне неинтересна, что она по сравнению со Светой — лишь бледная тень. Чувствовал необходимость такого решительного разрыва, но малодушно отодвигал удар по сердцу хорошей доброй девушки на потом.